Медиум идет по следу - Лесса Каури

- Я – как угли от костра, быстро вспыхиваю и быстро остываю, – продолжил Шляпинс. – Но любовь к ней охватывала меня все с большей силой. Я позабыл прежних подружек, каждый вечер ждал ее допоздна в гримерке и потерял голову от страсти…

«Газеты пишут, у него новый роман с неизвестной пассией. Все гадают, кто бы это мог быть?» - вспомнила я слова мамы.

В этот момент в дверь постучали – это Брен принес бутылку неверийского pома, которого в моем доме отродясь не бывало,и хрустальный стакан.

Увидев бутылку, певец протянул к ней руки, как мучимый жаждой путник в пустыне – к живописному оазису. Расмус наполнил стакан почти до краев, покосился на меня и вышел, когда я тихонько кивнула ему, давая понять, что все в порядке.

Шляпинс вылил напиток в сėбя, будто был не оперным певцом, а мегаником никудышного онтиката, сломавшегося в морозную ночь в двух минутах езды от трактира.

- Простите за подробности, но наши встречи всегда проходили при выключенном свете, при этом она никогда не снимала одежды и не издавала ни звука, - сообщил он, заставив меня покраснеть. – Я сначала решил, что она скромняшка, однако это никак не вязалось с ее вызывающе красным нарядом. Какое-то время я раздумывал над этим, а потом махнул рукой. Спрашивать было бесполезно – она не отвечала.

Я сама не заметила, как увлеклась рассказом Шляпинса. И хотя мэтр избавил меня от подробностей действительно интимных, все, о чем он говорил, живо представало перед глазами.

- Однажды я случайно сдвинул ее перчатку, – произнес певец странным глухим голосом и замолчал. Налил себе еще рома и выпил. - На ее локоть упал луч света от фар проезжающего по улице онтиката…

Он вновь потянулся к стакану, но затем передумал и взялся за бутылку.

- Под перчаткой была пустота! Пустая, мать ее, пустота! – выпалил он и забулькал ромом, как огромный аквариум.

Я задумчиво налила себе еще чаю и доела последнее печенье.

- Она заметила ваш испуг? - спросила я несколькими минутами позже.

Шляпинс отрицательно качнул головой. Бутылка была пуста.

- Нет. Более того, она по–прежнему жаждет моего общества. Когда я утром прихожу в гримерку – на столике всегда лежит алая роза. Но теперь после спектакля я или сразу уезҗаю или напиваюсь вдрызг и потом ничего не помню…

«Так вот почему мы с Дарчем встретили его утром!» - догадалась я.

- Я подумывал взять отпуск и уехать на пару месяцев, – продолжил Шляпинс. - Но случилось то, что случилось – упавшая люстра едва не убила сидящих внизу людей. Я мучительнo раздумывал над тем, что происходит,и пришел к печальному выводу. Во-первых, она – это тот самый Призрак оперы, о котором в театре ходят легенды. И во-вторых, она сделала это от ярости,из-за того, что я охладел к ней!

В том, что он говорил, была доля истины. И я бы, пожалуй, поверила в ревнивого призрака, если бы собственными глазами не видела человека в черном, бегущего по потолочной балке с ловкостью циркача. Кроме того, люди, нa которых падала люстра, а именно, моя семья, никоим образом не были связаны с театром. Если призрак, действительно, принадлежал женщине, и женщина хотела отомстить – она отыгралась бы либо на самом Шляпинсе, либо на ком-то из его поклонниц.

Я взглянула на певца и порадовалась тому, что из-за нервного напряжения алкоголь на него почти не действует. Несомненно,такая личность не подходила для тайн следствия и теорий заговоров, в паутину которых я попала благодаря Дарчу и его шефу. Но сейчас Шляпинс был мне необходим.

- Уверена, что смогу помочь. Вам нужно вернуться в театр и встретиться с ней, - проговорила я.

- Зачем? - изумился певец. – А вдруг она нападет и на меня?

- Я буду рядом, - улыбнувшись, пообещала я и уже cерьезно добавила: - Но я беру пятьдесят процентов предоплаты.

Шляпинс без возражений достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку.

- Сколько я должен?

- Напишите ровно половину той суммы, в қоторую оцениваете собственное спокойствие, – улыбнулась я и поднялась. – Я вас покину, чтобы переодеться, а потом мы поедем в оперу. Вы же знаете, как войти в театр после закрытия?

- Сегодня? Сейчас? - изменился в лице певец.

- Именно. Пока ваша пассия не причинила вреда кому-нибудь еще.

С этими словами я вышла из гостиной и столкнулась с Бреном, который, по всей видимости, подслушивал.

- Не позволь нашему гостю удрать, – шепотом сказала я. - И вызови онтикат, мы едем в оперу.

- Опять в оперу? - тоже шепотом воскликнул секретарь. - Утром ты чуть не погибла там!

- Это было утром, - пожала плечами я и направилась в свои покои.

Жаль, Дарч не узнает о моем хитроумном плане встречи с Призраком оперы. Хотя нет. Хорошо, что не узнает.

***

В темноте и тесноте узкого проулка мы трое, закутанные в плащи от головы до пят, походили на уличных грабителей.

Шляпинс отпер дверь, ведущую в подвал театра, собственным ключом. Как он объяснил, ключ был выдан ему с разрешения администрации, дабы ускользать от толп поклонниц, ждущих у главного входа. Оказывается, и они иногда могли наскучить.

Створка подалась без скрипа, что доказывало ее частое использование. Мы с певцом проскользнули внутрь, а Расмус остался сторожить снаружи. Перед тем, как покинуть мансарду на улице Первого пришествия, мы едва не поругались: Брен настаивал на том, чтобы непременно сопровождать меня, а я считала, что это лишнее.

Не желая споткнуться или удариться обо что-нибудь, я наколдовала светляков и обнаружила себя в кладовой, полной театрального реквизита.

- Куда теперь? - вопросительно взглянул на меня Шляпинс.

- В вашу гримерную, конечно.

Он вздохнул так тяжело, будто путь вел не в гримерную, а на эшафот, но двинулся вперед. У меня дома певец вроде бы выпил достаточно, чтобы перестать испытывать страх, однако страх снова одерживал верх. Вот будет номер, если мэтр сбежит, бросив меня наедине с разъяренным привидением!

Опустевший театр производил впечатление нереальности. Я будто оказалась в одном из тех снов, от которых нельзя проснуться. В них вы бежите по бесконечным коридорам без надежды выбраться, видите странные вещи, которые можете интерпретировать, как угодно. Или встречаете людей, давно ушедших из вашей жизни, и беседуете с ними о том, чего вы не понимаете или не знаете.

Впрочем, скоро мы оказались перед уже знакомой дверью в гримерную. Отперев ее, певец вежливо пропустил меня вперед.

Первое, что я увидела в освещенной магическими светляками комнате, была алая роза на гримерном столике. Прекрасный цветок оттенка, символизирующего страcть... Ни одна женщина не станет использовать подобный предмет для устрашения! Неужели леди-призрак действительно влюблена в Шляпинса? Влюблена настолько, что раздобыла одежду и воспользовалась ею, выдавая себя за человека?..