Принцесса ада - Гарольд Шехтер

В среду, 25 ноября – в преддверии Дня благодарения – «Аргус-бюллетень» поместил на первой полосе заметку пресвитерианского пастора Джона Дональдсона. Она называлась «За что мы возносим благодарность». Пастор вспомнил о пуританах Новой Англии, о «суровых и мужественных душах», положивших начало традиции, об Аврааме Линкольне, объявившем День благодарения национальным праздником. Дональдсон выразил признательность «гражданским, торговым и политическим» институтам Америки, ее честным «руководителям на всех выборных должностях» и «справедливому здравомыслящему» населению. Спустившись на местный уровень, преподобный возносил благодарность за «усовершенствования» в жизни Ла-Порта, за укрепление роли школ, «возведение новых фабрик и расширение торговли». Упомянул Дональдсон также, что вместо переулков вскоре проложат широкие улицы, что округ покроется сетью мощеных дорог, на пустырях зазеленеют деревья и кусты, а водоочистительная фабрика обеспечит жителям безопасную питьевую воду.

Но усерднее всего пастор благодарил Бога, что тот снял с благословенного Ла-Порта ужасное проклятие: «Вознесем же хвалу Господу, испепелившему обитель греха – ад земной для многих, ее порог переступивших». Дональдсон пророчил, что «придет день, когда дело Ганнесс канет в Лету, телеграфный кабель на дне Атлантики перестанет раскаляться от скандальных новостей» и Ла-Порт вернет себе прежнюю благословенную безвестность1.

На той же странице, где был напечатан текст Дональдсона, Гарри Дарлинг поместил ежедневный репортаж о судебных слушаниях. Как всегда, допрос последних свидетелей и предстоящее заключительное выступление адвоката он живописал в самых витиеватых выражениях:

«На данный момент, – заключил Дарлинг, – большой корабль доказал прочность своей брони, ее способность противостоять бесчисленным ударам противника»2.

В тот день первым перед присяжными выступил помощник прокурора Мартин Сазерленд. Он, взывая к их здравому смыслу, принялся высмеивать защитников, утверждавших, что на ферме нашли не Белль Ганнесс, а тело другой женщины. Сазерленд опирался на показания Джо Максона, уверявшего, что кроме него тем вечером в доме находились только Белль и трое детей. Здравый смысл подсказывает, считал помощник прокурора, что «на следующее утро на развалинах дома нашли тела четырех его обитателей».

Упомянув о зубных протезах, Сазерленд подчеркнул, что суду предъявлены не вставные челюсти, которые легко вынуть, а мост, укрепленный на собственных зубах Белль.

– Защита предлагает вам поверить богатому воображению мистера Хатсона, даже под двойной вуалью разглядевшего черты лица миссис Ганнесс, – с явной издевкой продолжал Сазерленд. – В самом деле, что может быть правдоподобнее? Белль Ганнесс едет в Ла-Порт, нанимает экипаж и мчится туда, где совершила столько убийств! Господа присяжные! Прислушайтесь к здравому смыслу, и вы поймете: мы представили неопровержимые улики.

Перейдя к мотивам преступления, обвинитель саркастически живописал мстительное чувство, которое овладело добродушным с виду подсудимым. Лэмфер не мог простить бывшей любовнице измену с Хельгелейном. Кроме того, брошенный любовник стал свидетелем убийства дакотского фермера, и Белль сначала пообещала, а потом отказалась заплатить Лэмферу за молчание.

По словам Сазерленда, все улики, все показания свидетелей указывают на то, что у Лэмфера – пьяницы и беспечного гуляки, была с хозяйкой весьма удобная связь. Когда же Белль проявила интерес к Хельгелейну, Рэя, которому не улыбалось поменять уютную спальню миссис Ганнесс на жесткую лежанку Лиззи Смит, охватили подозрительность и ревность.

– В ночь на четырнадцатое января Хельгелейн пропал, – продолжал помощник прокурора, – с тех пор его никто больше не видел. А Лэмфер? Он ослушался хозяйку, на ночь в Мичиган-Сити не остался. Вернувшись на ферму, Рэй увидел нечто такое, что отвечало его желанию убрать с дороги соперника. Скорее всего, прямо над телом Хельгелейна был заключен некий договор. В чем он состоял, мы точно не знаем, однако вполне можно предположить, что женщина согласилась заплатить подсудимому за молчание. Как ясно из бумаг, за работу ему ничего не причиталось, а сам он на всех углах кричал, что Ганнесс, если не отдаст ему деньги, горько об этом пожалеет. Она же нарушила уговор, и Лэмфер, не получив «кровавых денег», утром двадцать восьмого апреля устроил поджог и тем самым обрек ее и детей на мучительную смерть в горящем доме, превратившемся в большую пылающую топку.

Поведение Лэмфера накануне пожара, безусловно, свидетельствует о виновности подсудимого. Нам известно, что в тот день бывший работник преследовал миссис Ганнесс. Испуганная, она зашла в магазин Минича. Лэмфер не отставал и, войдя в лавку, купил для видимости пятицентовую плитку жевательного табака. Когда женщина, сделав покупки, покинула магазин, Рэй Лэмфер, сверкая глазами, опять пошел за ней.

Какие у нас есть доказательства, что в совершенном двадцать восьмого апреля преступлении повинен Лэмфер? Мы знаем, что до пожара и потом, когда огонь охватил дом, подсудимый скрывался. Мы знаем, что позже он давал противоречивые показания помощникам шерифа: Энтиссу рассказал одну историю, а Марру – совсем другую. Мы знаем, что в конце концов он фактически признался в поджоге.

Тут впервые за все выступление Сазерленд повысил голос:

– Разве этого недостаточно?!

В заключение помощник прокурора поддел адвокатов:

– Теперь о защите. – Тут он пренебрежительно пожал плечами. – Вам, господа присяжные, лучше, чем обвинению, известно, что она из себя представляет. С помощью одного свидетеля пытаются доказать, что Ганнесс жива, а с помощью следующего – что она умерла. Один утверждает, что протез вынули изо рта и намеренно оставили на пожаре, а другой говорит, что это и не зубы вообще. Эксперт находит в желудках яд, а мистер Катлер следом заявляет, что для обработки останков использовал химикаты.

В заключение Сазерленд опять призвал судей учесть все вышеизложенное и, вынося приговор, полагаться на здравый смысл3.

После Сазерленда выступил помощник основного защитника Эллсворт Вейр. Сын известного политика – сенатора и мэра Ла-Порта, – Эллсворт считал свое участие в этом суде большой удачей. За несколько лет до описываемых событий Вейр представлял на бракоразводном процессе хорошенькую молодую жительницу Кливленда – Луизу Бриль. Ее оставленный муж Джон, «чрезвычайно богатый» владелец шахт, упрекал адвоката в «слишком близких отношениях» с Луизой. Мистер Бриль, видя в том причину охлаждения супруги, подошел к Вейру почти вплотную и выстрелил. Газеты по всему Среднему Западу писали о «смертельном ранении», однако усилия врачей вернули пострадавшего к жизни4.