Принцесса ада - Гарольд Шехтер

– Я испытал глубокое отвращение при мысли о толпах женщин, которые и утром и днем набиваются в зал, чтобы внимать потоку мерзостей проходящего в нашем городе судебного процесса, – начал он, старательно избегая произносить ужасное имя, принесшее Ла-Порту дурную славу. – Эти женщины напоминают тех, кто расположился около выгребной ямы и не собирается уходить, пока ее не опорожнят. Крайне печально, что суд посещают мужчины, но еще страшнее, что на нем присутствуют женщины, которые, осмелюсь предположить, стремятся занять самые первые ряды, чтобы ни в коем случае не пропустить какую-нибудь скабрезную подробность или отвратительную сцену.

Этому безобразию нет названия! – звенящим от негодования голосом продолжал Гаррард. – Странно: множество женщин повсеместно без всякого принуждения сидят в залах на громких процессах, и чем непристойнее дело, тем больше дочерей Евы можно там увидеть. Что сказать об этих женщинах? Об их скромности? Об их чистоте? Неблаговоспитанные – это самое мягкое из всех названий, которые они заслуживают.

Пытаясь понять, кого привлекает «такая грязь», Гаррард сам посетил одно утреннее и одно дневное заседание. То, что он увидел и услышал, возмутило его до глубины души. Одна молодая женщина, удобно усевшись в первом ряду, явно радовалась такому удачному месту. «Раздувая щеки, она демонстративно мяла во рту большой кусок жевательной резинки, – источая презрение, рассказывал проповедник, – и трясла головой, как корова. Я мог бы многое добавить, но хочу поговорить о более приятных вещах. Смею надеяться, что достойные женщины осудят тех, кто посещает слушания, и будут держаться от них подальше. Скромные, чистые, воспитанные леди должны сторониться зла в любых его проявлениях»2.

В пятницу обличающую речь Гаррарда напечатали местные газеты, и вскоре Гарри Дарлинг и редактор «Геральд» Эдвард Моллой оказались завалены возмущенными письмами протестующих против нападок пастора. «Известная жительница Ла-Порта», как следовало из подписи под одним из писем, обвинила Гаррарда в «оскорблении всех местных женщин», а также в осквернении его кафедры и сана.

Писавшая уверяла, что, посетив несколько заседаний, видела там «прекраснейших и честнейших дам». Более того, она не слышала в суде и десятой доли тех непристойных слов и грубых выражений, которые употреблял Гаррард.

В самоуверенных фразах, отражавших феминистические настроения того времени, она утверждала, что женщины должны иметь представление о правовой системе, настаивала, что прошли времена их униженного положения и невежества, а стремление ознакомиться с судебными процедурами не имеет ничего общего с потаканием низменным страстям. Отповедь Гаррарда, по выражению анонима, выставила пастора на посмешище. «Почитающий Евангелие, – напомнил пишущий, – должен жить, ни к кому не испытывая злобы, и к любому проявлять милосердие». В конце письма автор намекал, что Гаррард, как человек новый, посторонний, не имеет права очернять благовоспитанных и во всех отношениях безупречных посетительниц зала суда3.

Проповедь Гаррарда обидела не только женщин. В «Уикли геральд» под заголовком «Муж тоже протестует» появилось еще одно гневное письмо. Его автор усомнился, что пастор, переехавший в Ла-Порт совсем недавно, имел право на такое огульное осуждение. «Преподобный без году неделя в нашем прекрасном городе, и ему не пристало очернять наших дам», – защищая свою жену, а заодно и всех американок, обрушился на пастора пожелавший скрыть свое имя джентльмен:

Автор письма, особенно выделяя издевательское описание зрительницы со жвачкой во рту, называет речь пастора «невероятно обидной», оскорбительной и «недостойной джентльмена». «Мне кажется, – продолжает аноним, – что та девушка вела себя куда более пристойно, чем мистер Гаррард в своей несдержанности, который, обрушившись на наших женщин с оскорблениями и напрасными обвинениями, низвел церковную проповедь до уровня уличной сплетни»4.

Однако не все обиженные откликнулись на обличительную проповедь гневными письмами. Местная сочинительница Молли Лонг опубликовала в «Уикли геральд» юмористическое стихотворение. Она написала его в форме письма к чикагской подруге Бесси Шорт:

Несмотря на издевательства, презрение и насмешки, преподобный продолжал гнуть свою линию. В очередной речи он уверял прихожан, что глубоко уважает высоконравственных жительниц Ла-Порта, подвергая осуждению только «определенный тип падких на сенсации женщин», которые, как стадо овец, ходят на суд исключительно ради развлечения.