Крейсер I ранга "Россия" (1895 – 1922) - Рафаил Мельников

Как это вам нравится? И с батарей почему-то не стреляли, хотя и знали, что с миноносцев, вероятно, бросают мины. Как потом рассказывали, что, увидев японские миноносцы, батареи стали готовиться к бою и через час передали в штаб крепости по телефону "батарея готова, куда прикажете стрелять?". Японцы, конечно, не были столь любезными ожидать, пока мы приготовимся, и к этому времени уже скрылись во мраке ночи.

Утром японская эскадра около часу или полутора, между 10 и 12, походила по Уссурийскому заливу, причем на концевом корабле, судя по донесению, поднимался красный флаг, и тогда со всех судов что-то, по-видимому мины, бросали в море. Затем неприятель пошел к Амурскому заливу, а по городу потянулись мирные обыватели со скотом, пожитками, детьми на противоположную, восточную часть города, боясь бомбардировки со стороны Амурского залива. Мы так и не вышли – уж очень были напуганы случаем с "Петропавловском" и не решаемся проходить Босфор, который ночью безнаказанно изволили посетить японские миноносцы. Около 2 ч неприятельская эскадра стала держаться у о. Шкота. Для наблюдения за нею пошли 8 наших миноносцев, 16 апреля. Японцы все стоять у Шкота, а мы в бухте – проход не протрален. Наши батареи молчат. Словом, как будто ничего нет, а комендант, между тем, экстренно сообщает адмиралу, что японцы на китайских шлюпках высаживаются в Кангаузе и Стрелке (бухты милях в 20-30 от Владивостока). Сами идти не можем, просим командира порта послать миноносцы, тем тоже опасно – куда им вступать в бой с эскадренными. Послали туда конно-охотничью команду. Правда, высадились немного, всего две лодки, и то, говорят, уже вернулись, а все-таки позволять им делать беспрепятственно, что угодно обидно, хотя в данном случае помешать нечем. В городе же паника – ходят слухи, что японцы высаживают 15 транспортов, и скоро эта цифра вырастет до 60, 100 – тогда начинают уже не верить и успокаиваются.

С завтрашнего дня начинаем тралить проход.

17 апреля. Японцы сегодня утром отошли на S. При уходе, по сообщениям с крепости, у них было девять одномачтовых судов. Стольких одномачтовых у японцев нет. Уж эти сухопутные наблюдатели – вечно ошибаются: то выдумают неприятеля, когда его нет, то путают число труб с числом мачт. Усиленно тралим катерами.

Первая неудача на суше. Тюренченский бой глубоко всех поразил. Неудач на суше не ожидали – верим в мощь нашей армии.

23 апреля. Японцы высадились в Бицзыво и заняли станцию Ва-фан-дян; Артур отрезан. Как-то наша эскадра?

28 апреля. Сообщение с Артуром восстановлено, но, думаю, не надолго. Вот злополучная война!

30 апреля. Артур отрезан; и на этот раз основательно. Дай им Бог выдержать осаду.

2 мая. Одно другого лучше! Новый сюрприз: "Богатырь" выскочил на камни, в бухте Славянка, милях в 25 от Владивостока. Узнали об этом вечером, в море был густой туман. Утром адмирал поднял флаг на "Богатыре", пошел, кажется, в Посьет, но в туман в Амурском заливе выскочил на берег. Завтра утром идем его выручать. Лишь бы японцы случайно не находились вблизи и не взорвали бы его за ночь.

3 мая. Утром приехал с "Богатыря" наш Р., которого адмирал взял с собою в поход. Он рассказал нам историю посадки крейсера на камни. Они вышли 2 -го утром в густой туман и, не доходя минного заграждения, встали на якорь – командир категорически отказался проводить свой корабль через заграждение в такой туман. Видя, что уговоры не действуют, адмирал принял на себя ответственность и сам взялся провести корабль. Прошли заграждение – туман еще гуще. Опять отдали якорь. В конце концов, после долгих пререканий, командир, снявши с себя ответственность за то, что может произойти, пошел дальше со скоростью 10 узлов. Курс был проложен на оконечность о-ва Антипенко, а оттуда в открытое море. Около 1 ч дня штурман спросил у адмирала разрешение ворочать, считая себя уже у Антипенко.

Все сидели в это время в кают-компании за столом. Уменьшили ход до 8 узлов. Только штурман поднялся на мостик, чтобы приказать изменить курс, раздался один сильный толчок, потом другой. Все быстро вскочили со своих мест и понеслись наверх. Первой мыслью было у них: японская мина. Видят, перед носом сквозь туман сереет отвесная скала. Когда вахтенный начальник увидел перед собой берег, он дал задний ход и положил руля на борт, но было уже поздно. При здешних туманах это и не удивительно. Курс был проложен правильно, но, говорят, девиация была не верна.

С раннего утра мы разводили пары, чтобы идти на выручку "Богатыря". У пришедшего с мыса Брюсс миноносца узнали, что "Богатырь" сидит на камнях у самой SW оконечности мыса, пробоин в нем еще нет, лишь вдавлена обшивка борта во 2 отсеке. Вода в первых двух отсеках, а в 3 отсеке лишь в междудонном пространстве. Около полудня лишь мы снялись и пошли. К 3 ч подошли к "Богатырю"; около него пароход "Надежный", безуспешно стягивает его с камней. Было довольно тихо, командир отправился на крейсер, который решили разгрузить и снять с носовой части все, что только возможно: башню, орудия, мачту и т. п., и тогда только стаскивать. В противном случае, дно корабля может продавиться, и крейсер затонуть. Посмотрим, что выйдет.

Часов около 5 дня стал разыгрываться шторм, пришлось прекратить всякое сообщение с "Богатырем" и поднять шлюпки. Хотели на ночь послать сторожевые катера, но погода не позволила.

3 мая. Стоял на вахте ночь на 3-е с 12 до 4 утра. Шторм сильный. Невдалеке чернеет качающийся силуэт "Богатыря", и луч его прожектора, направленный на берег, упирается то в небо, то в море; на берегу горит костер, около копошатся люди. Что это такое? неужели свозят команду? Положим – шторм, и волна может разбить крейсер о камни.

Около 1 ч 30 мин ночи с "Богатыря" вдруг пускают на берег спасательную ракету – дело, очевидно, плохо, надо спасать команду. В то же время получаем с "Богатыря" телеграмму: "прислать все шлюпки к "Богатырю".

У меня мороз по коже; думаю, крейсер погибает. Командир и старший офицер были уже наверху, разбудили команду и офицеров. Волна громадная; как шлюпки выгребут и не зальет ли их? С четверть часа, пока разносили тали, мы сигналили миноносцам, стоявшим в глубине залива, не будучи в состоянии держаться в море, – но не получили ответа: спят, видно, пользуясь штормом, отдыхают. Спустили шлюпки тем временем, команда в спасательных поясах пошла к "Богатырю", наваливаясь изо всех сил и на буксире парового катера. Их темнеющие в море контуры то скрывались в волнах, то выскакивали вверх. Всю ночь пришлось свозить команду с "Богатыря" на берег. Особенно трудно было держаться у крейсера, где волна била в него со всех сторон, и с моря и с берега, и от камней. Днем привезли к нам команду, благо стихло, оставив на берегу для охраны крейсера 150 человек, командира и почти всех офицеров: последние не хотели уходить со своего корабля.

Накормили мы бедных "богатырцев", много пришлось пережить им за эти сутки. Неловко было даже и расспрашивать их о происшедшем, и без того тяжело им. Офицеры пели и отправились на берег к крейсеру, а мы с частью команды с "Богатыря" снялись и пошли во Владивосток. Оказывается, благодаря шторму, камни, на которых сидел "Богатырь", пробили двойное дно, и водой залило первые четыре отсека. Старший техник, видя это, доложил адмиралу, что, если переборка не выдержит, зальется и пятый отсек, то крейсер пойдет кормой ко дну или же сломается пополам. Тогда-то и начали свозить команду на берег. К счастью, переборка выдержала. "Богатырь" сидит на камнях основательно: несколько из них вошли внутрь корпуса.