Синдром отмены - Александра Ронис

Ее размышления были прерваны неожиданно громким звонком, раздававшимся из сумки. Видимо, пока она ходила за вещами в ванную, Калинин все-таки умудрился запихнуть ей в сумку телефон. Так и было. Расстегнув молнию, Аня увидела ту самую коробочку, а внутри нее вовсю заливался веселенькой мелодией смартфон. Звонили настойчиво, и в первое мгновение Аня подумала, что это Калинин передумал и сейчас потребует ее возвращения. Однако на дисплее горел незнакомый номер.

— Да, — она с трудом сообразила, как принять звонок на сенсорном экране.

— Анна Сергеевна? Старший следователь ОВД «Левобережное» Ковригин Виталий Владимирович, — услышала она знакомый хмурый голос. — Со вчерашнего дня до вас не могу дозвониться. Вы не могли бы подъехать в отдел?

—  Зачем? — растерялась Аня.

— Появились новые обстоятельства дела. Видеозапись с камер ГИБДД, на которой запечатлена машина с людьми, подозреваемыми в совершении поджога, — терпеливо пояснил следователь. — Вы сможете подъехать к нам сегодня?

— Да… смогу…

Аня убрала телефон и снова взглянула на темную гладь воды. Нет, еще не время. Пожалуй, она еще ненадолго задержится здесь.

Запреты дают обратный эффект, поэтому хочешь чего-то добиться от человека, запрети ему это. Не зря говорят, запретный плод всегда сладок. Он не думал о ней, она просто занимала все его мысли. Его не столько беспокоило то, что сообщил Воронов по поводу новых улик в деле, сколько уход Ани. Для нее его решение о том, что до завершения всей этой малоприятной истории жить она должна в его квартире, оказалось пустым звуком. Она просто взяла и ушла, оставив после себя саднящую пустоту. А ведь, действительно, Аня ему ничего не должна. Он и сам не знал, зачем так сказал, наверное, просто потому, что хотел этого и искал любой предлог, чтобы она осталась с ним. Все внутри свербило от мысли — он ей не нужен. И ведь идти ей некуда, но все равно ушла. Ее любовь разбилась  вдребезги о жестокую реальность.

На работу Калинин вернулся в скверном расположении духа. На месте ему не сиделось — он метался по кабинету, постоянно распахивал окно, оглядывая двор участка, словно ожидая увидеть там Аню, и выкуривал сигарету за сигаретой. Как назло, и происшествий почти не было, иначе он точно рванул бы с операми на вызовы, лишь бы не оставаться одному в четырех стенах наедине со своими мыслями. Домой, в пустую квартиру, идти тоже не хотелось. Он привык, что его ждут, встречают, любят, а теперь все вернулось на круги своя, как и было раньше, после развода.

Желая себя занять хоть чем-то, Калинин принялся подшивать дела. Сотрудницы канцелярии уже многозначительно посматривали на часы, когда он принес им на регистрацию очередной том, но отказать ему не решились, такой мрачный был у него вид. Когда же со всеми бумажными делами было покончено, а коридоры ОВД опустели, майор понял, что пора сворачивать свою бурную деятельность. Домой ехал без особого рвения, желая растянуть время в пути. Уже возле двора заехал в магазин и прикупил пару бутылок пива с одной мыслью — выпить и быстрее заснуть.

Подъезжая к парковочной площадке напротив дома, он ощутил, как что-то екнуло в груди — на лавочке возле подъезда сидела Аня. Ждала его, не иначе. От этой мысли сердце забилось быстрее, на душе посветлело. Он упорно гнал от себя подозрение, что она пришла ненадолго, решить какой-то вопрос, возможно, попрощаться и снова исчезнуть. Волновался так, как будто сейчас должна была определиться его судьба.

Заметив знакомую машину, Аня сразу же поднялась со скамьи и принялась терпеливо ждать. Смотрела прямо на него, приближающегося к ней с невидимой дрожью, смотрела открыто, не отводя глаз, и Калинина слегка отпустило. Он и сам уже удивлялся собственной реакции на все, что было связано с Аней.    

— Можно, я пока поживу у тебя? — помолчав, попросила Аня, когда майор остановился напротив нее. — Мне идти больше некуда, — голос ее дрогнул, лицо скривилось: — Мама... она…

Аня сделала шаг вперед и, всхлипнув, уткнулась лицом Калинину в грудь. Не задавая вопросов, он притянул ее к себе, крепко стиснул в объятиях и тут же ощутил, как она дрожит. Вечера уже стояли по-осеннему холодные, накрапывал дождь. Неизвестно, сколько времени она тут просидела, ожидая его.

— Пойдем домой, и ты мне все расскажешь, — с трудом заставив себя отстраниться, сочувствующе предложил он. Слово «дом» снова обрело приятный смысл.

Одной рукой Калинин подхватил с лавки ее сумку, другой — придерживал Аню под локоть, пока они поднимались на этаж. Выглядела она несчастной и растерянной. Вытирала слезы с бледного, чуть покрасневшего лица и шмыгала носом. Что там с ее горе-мамашей произошло?

Уже в квартире майор засуетился, помогая ей снять куртку, потом бросился на кухню закрывать распахнутое окно, из которого веяло вечерним холодом, включил чайник. Аня прошла следом и опустилась на стул. Заварив горячий чай, Калинин поставил кружку перед ней и опустился на стул напротив, взял ее руки в свои.

— Что случилось? — спросил, внимательно разглядывая ее лицо, будто мог там что-то прочитать.

— Я к маме поехала, а сосед сказал… что мама умерла, — Аня заплакала. — Сказал, что… что уже похоронили ее. А я даже не знаю, когда это случилось… не знаю, где она похоронена… Как такое может быть? — она закрыла лицо руками, плечи ее задрожали.

Майор придвинулся ближе, вновь притянул ее к себе, погладил по голове. И она прижалась в ответ. Сквозь трикотажную ткань кофты он чувствовал прикосновение ее пальцев к своей спине и понимал, что если отбросить горестные новости, ему хорошо. Хорошо оттого, что она снова здесь.

— А потом мне позвонил следователь, — Аня перестала плакать, слегка отстранилась от него, — вызвал меня в отдел, — сообщила серьезно, заглядывая ему в глаза. — Запись мне показал, с дорожных камер, спрашивал, не узнаю ли я кого-нибудь.

— Ну а ты? — на лице Калинина не дрогнул ни один мускул. Аня знала все, почти все — кроме его роли в этом деле.

— Я сказала, что никого не знаю, — горячо заговорила она. — Сказала, что у меня мама умерла, что я теперь вообще ничего не помню, ничего не понимаю. И вообще на этой картинке ничего разобрать не могу.

— А на самом деле?

Калинин прямо физически ощутил, как Аня внутренне напряглась. Закрылась от него, похолодела. Превратилась в снежную королеву. Прекрасную и далекую. А ведь была такой доверчивой, открытой, жаркой.

— Там был этот… Саша, — она отвела взгляд, выскользнула из его объятий, развернулась в другую сторону, — и второй… который с пистолетом. Следователь мне и фоторобот тот снова показал, но я ответила, что и в этом уже не уверена, в ту ночь я была в состоянии стресса, — она неожиданно всхлипнула и снова залилась слезами, спрятала лицо в ладонях. Калинин с трудом разобрал слова: — Дим, скажи им, пожалуйста, что я ничего не скажу. Пусть они тебя не трогают! Я не хочу и тебя потерять! Я же люблю тебя!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Иди ко мне, — ее признание было как глоток воды в жаркой пустыне. Приятное, делающее его слабым, уязвимым, но от этого не менее желанное. — Не бойся, они ничего не сделают. Ни тебе, ни мне, — он крепко ее обнимал, чувствуя, как слезы холодят ему кожу. — Я им не позволю.