Перстень Григория Распутина - Юлия Алейникова

– Понятия не имею. Но думаю, что Игнатий Леонидович, безусловно, во многом помогал своему зятю, впрочем, иначе и быть, наверное, не могло. Все же одна семья.

Больше ничего стоящего Валентин у Клары Робертовны разузнать не сумел. Ну, что же, наличие у вдовы любовника тоже факт немаловажный, и, скорее всего, именно с ним она должна встретиться сегодня в пять. Неплохо было бы разузнать, что за тип.

И Валентин, выйдя из подъезда, поспешил к остановке, подгоняемый свежим влажным ветром с Невы, который, вприпрыжку летя по Мошкову переулку, врывался на простор улицы Желябова, озорно трепал пока еще голые ветки деревьев и, остепенившись, вылетал на простор Невского проспекта. Валентин, до краев наполненный весенним настроением, энергичным шагом спешил к троллейбусной остановке, обгоняя немногочисленных прохожих.

Саша Мурзин сидел в длинном, обшитом деревянными панелями кабинете и с интересом разглядывал выставленные в застекленных шкафах приборы, части каких-то механизмов и корешки солидных фолиантов, названия которых, весомые, полные неизвестных терминов и формулировок, заставляли его испытывать некое благоговение перед точными науками, которые ему, спортсмену и школьному заводиле, никогда, увы, не давались.

– Конечно, о покойных принято либо хорошо, либо ничего, – поправляя на переносице массивные немодные очки с толстыми стеклами, проговорил заведующий кафедрой «Стрелково-пушечного, артиллерийского и ракетного оружия» профессор Овсянников. – Но Борис Николаевич действительно был человеком порядочным и весьма ровным. Конечно, он не отличался какой-то чрезмерной душевностью или открытостью, но тем не менее отношения с коллегами у него были вполне доброжелательные. И хотя в нашей научной среде иногда возникают споры и даже своего рода противостояние, на научной, разумеется, почве, – то и дело подкашливая и нервно потирая руки, объяснял профессор, – Борис Николаевич всегда находил возможность обходить острые углы, не переходя в научных дискуссиях на личности.

– Понятно, – скептически проговорил Саша, – ну, а что он сам представлял собой, с научной точки зрения?

– Вы имеете в виду, не занимал ли он чужое место в институте? – слегка нахмурясь, уточнил профессор.

– Именно.

– Ну, я думаю, что не открою вам тайны, если скажу, что наиболее значимые свои работы Борис Николаевич написал в соавторстве со своим тестем, академиком Шашковым. Но заверяю вас, что и сам Борис Николаевич человек весьма одаренный, трудолюбивый, и хотя, возможно, он не так блистательно одарен, как его родственник, тем не менее он занимал достойное место среди сотрудников нашей кафедры. И уж во всяком случае, могу вас заверить, что докторскую, а перед тем кандидатскую диссертации он написал исключительно самостоятельно.

– Если вас послушать, то получается, что покойный гражданин Григорьев был исключительно положительным персонажем и достойным членом общества, – несколько грубовато и даже цинично заметил Александр; подобные выходки были ему свойственны и не были проявлением несдержанности или плохого воспитания. Нет, воспитан старший лейтенант Мурзин был прилично, но иногда любил поиграть, как это говорили в некоторых заграничных фильмах, в «плохого полицейского», надеясь этим спровоцировать собеседника на обдуманную откровенность. С профессором этот фокус не прошел. – Непонятно только, за что же его убили, такого хорошего?

– Простите, как? – растерялся профессор, но тут же собрался и строгим, наставительным тоном заметил: – Этот вопрос, молодой человек, надо задать вам, да-да, именно вам, как представителю правоохранительных органов! И думаю, что наш институт, и мы, его коллеги, будем со своей стороны ходатайствовать о честном и добросовестном расследовании.

Больше беседовать с профессором Овсянниковым, ученым и идеалистом, было не о чем. И Александр, раскланявшись, переместился в соседнюю комнату, где на пишущей машинке бойко выстукивало очаровательное создание с убранными в хвостик пушистыми русыми волосами, губками бантиком, лучистыми зелеными глазами.

– Людочка, – наклоняясь к девушке, заговорщицки произнес лейтенант, – позвольте поинтересоваться, не подают ли в сем храме науки кофе, а возможно, и пирожные, нет ли здесь уголка, где усталый скиталец мог бы подкрепить свои силы?

Людочка тихонько прыснула в кулачок и так же заговорщицки ответила:

– Есть. В местном буфете.

– А не будете ли вы столь великодушны, что согласитесь разделить со мной скромную трапезу?

Людочка кокетливо взмахнула ресницами, еще раз хихикнула и, вытащив из машинки отпечатанную страницу, чуть жеманно промолвила:

– Пожалуй, что буду.

Они легко сбежали вниз по ступеням главной лестницы, при этом Саша то и дело косился на стройные Людочкины ножки, обутые в изящные туфельки с острыми носами. Людочка Саше нравилась, и он даже подумывал, не пригласить ли девочку на свидание в кафе-мороженое, а потом в кино на последний ряд. Впрочем, для первого свидания последний ряд – это откровенное хамство, можно и по физиономии получить.

– Два кофе и два эклера, – протягивая буфетчице рубль, заказал лейтенант и, прихватив угощение, двинулся к столику в углу, где ждала его, улыбаясь, Людочка.

– Зав кафедрой ваш большой чудак! – выбрав подходящий момент, заметил лейтенант Мурзин.

– Петр Алексеевич? Почему? – слизывая с пальчика крем, удивилась Людочка.

– Да так. Говорили с ним о Григорьеве, так только и слышно, какой он порядочный и добренький.

– Ну и что? – никак не улавливала Сашиного посыла секретарша.

– Да то, что не бывает таких всесторонне замечательных людей, которых все обожают без исключения, – чуть вызывающе заметил Мурзин.

– Мм, – пожала плечиками Люда, чем окончательно отбила у лейтенанта охоту приглашать ее на свидание.

– Значит, вы его считаете таким же идеальным, и все в институте его обожали, и студенты и преподаватели? – решил не сдаваться Мурзин.

– Ну почему идеальным? Человек как человек. Он, например, терпеть не мог, когда при нем кто-нибудь напевает, вечно мне замечания делал, а у меня привычка такая, – снова пожала плечиками Люда. – Но это же чепуха.

– А что не чепуха?

– Не чепуха? Ну, не знаю, – задумалась Людочка. – Вот, например, у нас доцент есть, Кузнецов, он за одной студенткой ухаживал, а жениться не захотел, а она, представьте себе, от него ребенка ждала! Вот подлец.

– И чем кончилось?

– Женился. Собрали собрание на кафедре, и, между прочим, слово взял Борис Николаевич и так его пропесочил, грозил даже до ректора дойти и добиться его отставки, а остальные поддержали. Так что женился голубчик. Никуда не делся.

– А давно это было? – скрывая радость, поинтересовался Мурзин.

– Да нет. В декабре, как раз в конце семестра. А ребенок у них в начале мая должен родиться. Овсянников даже хлопочет, чтобы им квартиру дали. Счастливые, – вздохнула Людочка.