Носферату - Дарья Зарубина

— А этот цирк по какому поводу? — приподнял бровь устрашитель собак.

— Это у него спрашивайте, — буркнул я, потирая прокушенную руку и злорадно представляя, как скажу Саньку, что его драгоценный саломарский камешек сожрал поганец Экзи. — Можете допросить его с пристрастием и даже пытать. Я разрешаю.

— Это собака Брута Шатова, — пояснила Анна Моисеевна. — Пока дипломат в больнице, она находится здесь.

Похоже, Санек хорошо знал моего дядю и с наиболее грозной его стороны, потому что посмотрел на пса куда более благосклонно и даже с некоторым уважением. Он поднялся, выглянул за дверь, а потом плотно закрыл ее, лишив Экзи даже призрачного шанса на бегство.

— Ладно, Шатов, внимательно слушайте и постарайтесь поменьше запомнить, — предупредил он, одним глотком осушая чашку. — Дело наше с вами — это, так сказать, три дела. И до поры до времени проходили они своими путями. И только смерть вашего саломарского друга соединила их в некоторую связь…

Я мысленно еще раз попросил прощения у русского языка и титаническим усилием воли сдержал порыв поправить говорившего…

— Как вы понимаете, кража произведения искусства — это юрисдикция нашей Анны Моисеевны. Я же, Носферату Александрович, как вы правильно заметили, занимаюсь несколько другим — точнее говоря, некоторыми путями, какими секретная информация становится известной тем, кому она известной быть не должна. И вот эта часть вопроса находится в моем непосредственном ведомстве.

Санек, собираясь с мыслями, потер квадратный, до скрипа выбритый подбородок.

— Несколько дней назад к нам поступил сигнал. Проверенный источник докладывал, что неизвестные вышли на контакт с несколькими мировыми разведками с предложением продать или передать во временное пользование сверхновое оборудование. Наш внедренный агент. — Я поморщился, но снова промолчал. — Предложил этим неизвестным заключить сделку, но только при условии, что эффективность оборудования будет подтверждена фактами. В качестве доказательства продавцы предложили сведения о новых разработках Отто Юльевича Штоффе. Такое доказательство действительно обратило бы на себя внимание, поскольку квартира Отто — один из самых крепких орешков для современной разведки. Мы следили за всеми, кто приходил к академику. Но он не слишком много общается с внешним миром и больше занят своими проектами. За период от появления предложения о продаже оборудования до дня передачи данных к нему приходил только почтальон, но тот не поднимался на этаж — оставил корреспонденцию в ящике. Сам Штоффе ни с кем, кроме вас, связаться не пытался.

— А если они сняли информацию раньше? — спросил я, перехватив Экзи, который попытался проскользнуть у меня под ногами.

— Мы отработали эту версию, — терпеливо ответил Санек. — Наш внедренный агент попытался перенести передачу данных на более ранние сроки, пообещав значительно увеличить сумму, но ему отказали. Мы поняли, что информации у продавцов пока еще нет. В тот день, когда было условлено передать данные, мы послали на квартиру Штоффе своего сотрудника-андроида. Проверить по возможности, не имеется ли в помещении какого-либо вновь установленного оборудования, и не повреждена ли аппаратура, установленная нами. Мы предположили, что преступники уверены, что могут легко проникнуть в квартиру академика, и захотят снять данные со своих приборов перед самой передачей, чтобы не попасться на хранении. По легенде, наш сотрудник должен был, назвавшись представителем некоего лица, желающего купить гобелены, осмотреть квартиру Отто Юльевича. Наш сотрудник воспользовался тем, что хозяин квартиры вышел встретить гостей, и начал осмотр комнаты. С целью маскировки перед возвращением Штоффе он занял позицию возле предполагаемого объекта своего интереса — риммианских гобеленов. Однако получил из неизвестного источника повреждения, при которых, согласно инструкции, не подлежал восстановлению, и с целью недопущения использования информации, хранящейся в его запоминающих устройствах, обязан был привести в действие резервную систему самоуничтожения.

— Угу, — подхватил я, — и чуть нас с вашей дорогой коллегой Анной Моисеевной к праотцам не отправил. А что — чтобы стереть память андроиду, нужно было из него новогодний фейерверк делать?

— Ферро, — угрожающе пробормотала Анна, но Санек опередил ее:

— Мы, естественно, приносим соответствующие извинения вам и Анне Моисеевне. Со всей ответственностью могу заявить, что имел место несчастный случай. Основная система самоуничтожения была повреждена ввиду точечного удара через барабанную перепонку, что при разделении корпуса андроида повлекло…

— Ладно, — отмахнулся я, видя, что извинения даются ему нелегко. — Надеюсь, Анна Моисеевна тоже вас простила. Но, если это не секрет, кто и чем таким интересным распилил вашего сотрудника, что даже вывел из строя систему самоликвидации?

— Мономолекулярная нить, — ответила вместо Санька Анна, заметно бледнея. Видимо, пришедшая в голову мысль сильно напугала ее, — и сейчас я почти уверена, что андроида уничтожили гобелены, точнее, то, на что заменили гобелены Суо.

— Совершенно точно, — подтвердил Санек, — мономолекулярная нить. И не одна. Поэтому я еще раз прошу вас, Шатов, — отдайте камень. Ваш экземпляр тоже может быть вооружен мономолекулярной нитью.

Бурная фантазия услужливо подкинула мне несколько живописных сцен рассечения моего тела кровожадным кулоном мертвого саломарца. Анна, по всей видимости, тоже представила себе нечто подобное, потому что посмотрела на меня с ужасом и мольбой в серых глазах. А я внимательно взглянул на Экзи. Он вдумчиво елозил лохматым боком по подушке, самозабвенно чесал лапой за ухом и распадаться на куски не собирался.

— Ферро, — тихо проговорила Анна, — пожалуйста, отдай камень Александру…

— Саньку, — поправил тот.

— Саньку, — повторила Анна. — Меньше всего мне хочется, чтобы с тобой произошло что-нибудь похожее на случай с андроидом.

— Я не взрываюсь, — стараясь казаться не слишком напуганным, заметил я. — И камня не отдам. Потому что тогда вы, Санек, в мгновение ока сделаете так, чтобы я и это щекотливое дело не соприкасались во времени и пространстве. А я могу вам пригодиться. Особенно с камнем…

— Так он не выходил с вами на контакт? — спросил Санек.

— Нет, — ответил я, — камень как камень. Но я могу предположить, что есть человек, который знает, как оживить саломарские камешки.

— Не хотите поделиться? — с устрашающей вежливостью поинтересовался мой новый знакомец.

— Хочу, — ответил я, — можете спросить об этом у профессора Насяева.

— Насяев — первый подозреваемый по этому делу, — подтвердил мои подозрения Санек. — Он и вы — единственные люди, посетившие академика за последние дни.

Его интонации мне не понравились.

— Меня вы тоже запишете в шпионы? — мысленно проклиная Экзи за его неуемный аппетит, спросил я. Мне никогда еще не приходилось злить настолько большую и серьезную организацию, как та, что представлял сидящий напротив меня человек, которого не стоило называть Александром.