Семейная тайна - Тери Дж. Браун

Мать знала, поэтому и оставила ей так много денег.

Женщине с достатком Элис Тэйт такую сумму не скопить даже за всю жизнь. Откуда взялись деньги? Мать многое скрывала, но Пруденс доподлинно знала, что воровство не числилось среди ее прегрешений. Значит, она раздобыла деньги где-то еще, причем при разумных запросах их хватит, чтобы купить приличный дом. Достаточно, чтобы защитить Пруденс от перспективы оказаться на улице. Конечно, ей придется самой зарабатывать на жизнь, но она получила хорошее образование и многое умела — хватило бы одних уроков музыки.

Печаль окутала ее подобно корнуоллскому туману. Даже если девушки Бакстон вернутся в Лондон, в чем Пруденс сомневалась все больше, жизнь будет совсем другой, и ей предстояло что-то придумать. О должности камеристки в большом поместье не могло быть и речи — неважно, сколь сильно любила она Викторию и Ровену. У нее есть средства, чтобы взять судьбу в свои руки, ей вдруг отчаянно захотелось так и поступить. Пора перестать оттягивать неизбежное. Но внутренне Пруденс содрогнулась. В ней зародился страх — страх шагнуть в открытый мир, страх остаться в одиночестве. Он разрастался, оплетал ее, как ядовитый плющ.

Пруденс вздрогнула от неожиданности, когда Эндрю завел мотор. Она задумалась настолько глубоко, что не заметила, как тот вернулся.

— Извини, что так долго, — сказал он, усаживаясь рядом. — Обычный понос, но отец не жалует современные средства и любит действовать по старинке. И риска больше, и запаха. — Эндрю рассмеялся.

— Ничего страшного, — улыбнулась Пруденс. — Откуда ты столько знаешь о животных?

— Наш местный ветеринар всегда разрешал мне наблюдать за его работой, и я убегал к нему в клинику при каждой возможности. По-моему, он взял бы меня в долю, не будь у него своего сына, который и выучится на ветеринара.

Несколько минут они ехали молча, и Пруденс расслабилась, чувствуя себя легко и непринужденно в обществе Эндрю.

— Зачем тебе быть сразу и фермером, и доктором? По-моему, что-то одно и так отнимет массу времени.

— И много сверх того, — согласился Эндрю. — Но мне нравится заниматься исследованиями, особенно сельскохозяйственными. Пару лет назад я прочел книгу под названием «Сельское хозяйство, наука и мифы о производстве», и она изменила мои взгляды на пищевую промышленность. Отец и братья слышать не хотят о новшествах, а ведь столько можно изменить к лучшему! Я решил, что попробую, пока буду работать ветеринаром. — Он закусил губу, глянул в окно и повторил: — Напрасные мечты, я понимаю.

— Ни в коем случае, — возразила Пруденс. — Я кое-что читала у Мюркрея. Это здорово. Во всяком случае, то, что я прочла.

Эндрю потрясенно уставился на нее и чуть не съехал с дороги, когда колесо угодило в выбоину. Несколько секунд ушло на борьбу, и вот он справился с машиной.

— Что-что ты сделала?

— По-твоему, я не умею читать? У сэра Филипа было полно книг, а Мюркрей — его современник.

— Прости, — рассмеялся Эндрю. — Я и мужчины-то, который его читал, в жизни не видел, а тут хорошенькая девушка.

При слове «хорошенькая» Пруденс не сдержала улыбки, и щеки Эндрю зарделись, когда он понял, что сказал.

Он кашлянул:

— К сожалению, мы пропустили чай. Можем устроить ранний обед.

— Я ничуть не против, — заверила его Пруденс.

Она не могла не заметить, какая милая у Эндрю улыбка. Она представила их общее будущее, и вышло всяко лучше, чем должность камеристки. Затем ей вспомнилась женщина на пороге коттеджа, и Пруденс содрогнулась. Нет. Этому не бывать. У нее есть собственные средства. Их хватит, чтобы обустроиться в жизни, даже если придется прожить ее в одиночестве. Но образ уютного домика с Эндрю не выходил из головы.

* * *

Рождество расцвело в Саммерсете, как пышный фейерверк. Все деревья вдоль подъездной дорожки украсили венками из перевязанного бархатом остролиста, а с чугунных фонарных столбов у фасада свисали гирлянды из красных лент и серебряных колокольчиков. Лондон тоже наряжался в праздничное убранство, но с блеском самовлюбленного Саммерсета не могло сравниться ничто.

Ровена стояла у окна в холле и наблюдала за Викторией с Элейн, которые прогуливались по парадному розарию. Она боялась, что с приближением святок Викторию одолеет хандра, но при виде смеющихся девушек ей пришлось признать, что сестра, пусть даже сама она об этом не подозревает, вполне освоилась в Саммерсете, будто была рождена для него.

Но так оно и было, с удивлением осознала Ровена. Порядки в Саммерсете сильно отличались от привычного образа жизни в Лондоне, но тем не менее сестры приспособились к ним легко, будто влезли в любимый старый халат. Надолго ли? Как скоро они возропщут под гнетом многих и многих запретов? Бездельничать дни напролет было невыносимо, а непостижимо строгий раздел между Бакстонами и слугами, которые фактически содержали дом, заставлял страдать. И все же… история, предания, величие и элегантность поместья кружили голову. Пусть она знала, что этот стиль жизни уходит — должен уйти — в прошлое, ее вдруг опечалила мысль о том, что все закончится, когда она только начинает входить во вкус.

Ровена отвернулась от окна и поймала взгляд опального деда, взиравшего с портрета. Они с сестрой едва помнили старика — тот почти все время проводил наверху, в роскошных парадных апартаментах. Лишь иногда детей выстраивали гуськом, и она с Колином впереди, Элейн позади и Виктория на руках у няни шли к деду, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Ровена не понимала, зачем все это нужно, улавливая настроение взрослых, которые тоже относились к происходящему со смешанными чувствами.

Старый граф правил домом железной рукой, как и всем в Саммерсете. Ровена подумала, что ему было тяжко ощущать приближение старости; возраст пощадил разум, но искалечил тело. Наблюдать, как власть постепенно ускользает из рук и переходит к сыну, которого он всегда считал ниже себя.

Тишину нарушил звук мотора, и мысли о предке сразу вылетели из головы Ровены, ибо гул доносился не с подъездной дорожки, а с пасмурного неба. Она распахнула окно, и порыв зимнего ветра мигом выдул из коридора вековой запах затхлости. Ровена высунулась из окна и выгнула шею. Вот он, аэроплан, уже над коньком крыши. Джон прилетал не каждый вечер, но достаточно часто, чтобы дать ей понять, что помнит о ней, и шум мотора неизменно вызывал у нее улыбку.

Самолет приблизился, и Ровена прижала руки к груди, дабы сердце не воспарило следом. Девушки внизу замолчали. Прикрыв ладонями лицо от хилого зимнего солнца, они наблюдали, как аэроплан непринужденно выполняет петлю и облетает замок, прежде чем вновь устремиться на запад.

Ровене больше всего на свете хотелось лететь с Джоном в погоне за солнцем, куда бы оно ни привело. Она провожала аэроплан взглядом, пока тот не скрылся из виду, и только тогда отвернулась и захлопнула окно.

Ее мысли вдруг обратились к Пруденс. Ровена никак не решалась сказать ей, что лондонский дом продан и они с Викторией останутся в Саммерсете, пока не найдется другое жилье. Если найдется. В горле образовался комок. Она вполне поймет Пруденс, если та не захочет жить в особняке… Возможно, придется поискать другие варианты на время, пока они с Викторией не примут какого-то решения. Конечно, она все расскажет Пруденс, но лучше подождать до окончания праздников. Рождество и так тяжело встречать без отца. Она боялась представить, что будет с Вик, если и Пруденс решит уйти.