Семейная тайна - Тери Дж. Браун

Девушка склонилась над снимком и нахмурилась. К кому это прильнула Халперния? Не к матери и даже не к няне Айрис, а к молодой, до боли знакомой женщине. Ответ явился так быстро, что у Виктории заныло между глазами. Мать Пруденс! Пальцы Виктории пробежались по списку справа и остановились на старательно зачеркнутом имени. Но она и так знала, что там написано. В лондонском доме стояло несколько фотографий матери Пруденс, и мисс Тэйт сыграла важную роль в жизни Виктории. На снимке определенно была Элис Тэйт.

Виктория вернулась к фотографии. Элис носила форму горничной, но любовь маленькой девочки к ней не оставляла сомнений. Почему же обычной служанке разрешили держать за руку драгоценную принцессу рода Бакстонов? И почему мисс Тэйт стоит с господами, а не со слугами?

Виктория бросила взгляд на дверь. Где же Кит? Может, его задержали? Придется возвращаться в зал, пока ее не хватились. Но перед уходом Виктория проверила второй альбом. Пролистав страницы, посвященные крещениям и рождениям, она нашла ежегодный коллективный портрет обитателей Саммерсета, и ее подозрения полностью подтвердились. Хотя на этой странице имелась короткая, в три строчки, приписка о смерти Халпернии, на снимке больше не было Элис Тэйт.

Виктория сложила альбомы, и тут из одного выпала газетная вырезка. С колотящимся сердцем девушка поняла, что перед ней лежит… заметка о смерти Халпернии. Она заглянула в оба альбома, но вырезка была только одна. Виктория аккуратно сложила листок и спрятала за корсет.

Она выяснит, что связывало Халпернию с мисс Тэйт. Пруденс заслужила ответы на кое-какие вопросы.

— Дело пойдет намного быстрее, если ты перестанешь вертеться, — заметила Пруденс утром.

Хорошо, что она держала шпильки в зубах, ибо ее подмывало воткнуть их Ровене в голову. Та ерзала, извивалась, дергалась и вела себя как капризное дитя. Пруденс уже надела на нее темно-бордовое кружевное платье с черными шелковыми вставками. Гостьи прибыли в блистательных одеяниях, но девушки Бакстон продолжали чтить память отца и носили только темные тона. С другой стороны, к фарфоровой коже и темным волосам Ровены подходило решительно все. Пруденс потянула за непослушный локон достаточно сильно, чтобы вызвать короткую боль, и Ровена глянула на нее в зеркало.

— Поверить не могу, что надо опять переодеваться. Какая беда, если я приду на ужин в платье для чая? Еда испортится? И сколько можно устраивать приемы? Адское количество для одного праздника.

— Кто-то у нас не в духе, и позволь напомнить, что я сюда не напрашивалась. — Пруденс подчеркивала слова, вонзая шпильки в сложную прическу.

Ровена опустила глаза:

— Из тебя выйдет отвратительная камеристка, Пру, ты это знаешь?

Та фыркнула. Опять же не ее идея, но Пруденс не сказала этого вслух. Вещей, о которых она умалчивала перед Ровеной, стало слишком много. Пруденс металась между яростью и сочувствием к подруге, но сегодня осталась только злость. И обида.

— Да хватит вам, прекратите!

Виктория, с уже готовой прической, осторожно присела на кровать сестры, стараясь не помять черное шелковое платье от Пуаре с характерными восточными мотивами. Черное шло Виктории меньше, чем Ровене. Бледная кожа становилась почти прозрачной, а глаза на худом лице казались еще больше прежнего. Даже с подведенными кармином губами она все равно выглядела ребенком, нарядившимся в мамино платье.

Пруденс мрачно взглянула на нее и бесстрастно осведомилась:

— Что с тобой?

Она устала разыгрывать из себя камеристку, когда последнюю неделю подруги только и делали, что меняли нарядные платья и поглощали деликатесы, над которыми день и ночь трудилась вся кухня. Сегодня у нее впервые появилась возможность приодеться, но вот она, разумеется, тут как тут и наряжает их первыми. Ей тоже хотелось, чтобы над ней кто-нибудь поколдовал.

— Со мной ничего, — отрезала Виктория. — Я устала слушать ваши постоянные споры. Ругаетесь, как базарные торговки. Я понимаю, что все это невыносимо, но нам надо продержаться до Пасхи, и мы вернемся домой. Правильно, Ро?

— Правильно, — подтвердила та после чересчур затянувшейся паузы.

— Готово. — Пруденс небрежно швырнула расчески и щетки на туалетный столик. — Теперь моя очередь подготовиться.

— Не торопись. — Виктория встала. — Как ты подготовишься без платья?

— Какого платья? — непонимающе нахмурилась Пруденс.

Ровена робко улыбнулась и повернулась к сестре — та уже скрылась в гардеробной.

— У Виктории для тебя сюрприз.

— Твой черед прихорашиваться. У тебя сегодня тоже бал.

В тоне Виктории, только что дерзком, обозначилось предвкушение. Она вернулась с бальным платьем изумрудного шелка. В покрое угадывались восточные мотивы, а короткие, стилизованные под кимоно рукава заканчивались золотыми кисточками.

— Откуда это? — выдохнула Пруденс. — Мы его не упаковывали, я бы точно запомнила.

Ровена ответила улыбкой — печальной, но все же улыбкой.

— Я заказала его пару лет назад в Париже, а платье по ошибке отправили сюда. — Она с наслаждением погладила пальцами шелк. — Я так его и не надела.

Пруденс закусила губу. Можно ли появиться в таком платье, если сэр Филип совсем недавно ушел из жизни…

— Даже не думай о папе! — вмешалась Виктория, да так яростно, что Пруденс подпрыгнула. — Папа хотел, чтобы ты была счастливой, красивой и веселой. Немедленно прекрати.

Ровена кивнула со слезами на глазах:

— Она права, Пруденс. Носи платье и будь счастлива. Видит Бог, ты это заслужила.

Ровена говорила из последних сил, и Пруденс наконец сдалась.

Виктория ударила в ладоши, и вот Пруденс застыла посреди комнаты, а она принялась обряжать ее с головы до ног.

Пруденс не поверила глазам, когда посмотрелась в зеркало. Зеленый шелк подчеркивал цвет ее глаз, а тугая талия делала ее тонкой, как тростинка. Девушки собрали волосы копной на затылке и подвязали павлиньим шелковым шарфом наподобие диадемы. Его концы падали на смело оголенную спину чуть ниже лопаток.

— Что вам известно о бале для слуг? — отважилась спросить Пруденс.

— Могу рассказать, — ответила с порога Элейн. — А я-то думала, почему вы так долго. Теперь понятно!

Девушки разом смолкли, внося последние исправления в прическу Пруденс.

— О, я не хотела мешать вашему веселью. Пруденс выглядит потрясающе.

Элейн, само очарование в розовом бархатном платье, отделанном кружевами, обошла вокруг Пруденс и сделала большие глаза.

— Спасибо, мисс, — сухо поблагодарила Пруденс.

— Я серьезно! Ты красива почти как Ро. Знаете, какая шальная мысль пришла мне в голову? Что, если провести ее на наш бал, под носом у матушки? Она и пикнуть не посмеет! — Элейн вскинула руки, защищаясь от протестов. — Хорошо, я не настаиваю, но было бы забавно, признайте. А что до бала для слуг, то это большая потеха. Все начинается официально: папенька танцует с миссис Харпер, а маменька — с Кэрнсом, а после и мы, если захотим. Большинство гостей станцуют раз-другой, чтобы показать свою прогрессивность, а затем уходят в гостиную и ждут обеда. — Элейн фыркнула и пожала плечами. — Не знаю, что происходит дальше, потому что ужин подают городские слуги, а к началу нашего бала уже все заканчивается.