Доминирующая раса - Олег Серегин

Хотелось бы мне увидеть этот паззл целиком…

Я добралась без особых приключений. Сама удивилась. Малыш показал мне ручеёк, протекавший рядом, я умылась, застирала футболку и почистила джинсы. На солнце футболка быстро высохла. Когда я поплескалась в воде, то на секунду почувствовала себя почти хорошо. Меня сразу охватило желание вернуться и забрать свой биопластик. Малыш же хотел убить всех. Он мне поможет. Но тело моё тут же заявило, что это смерти подобно. Да и кто знает, сколько там охраны? Наверняка и резаки имеются. Ладно. Как пришло, так и ушло. Я посмотрелась в зеркало. Вполне сходила за женщину, чрезмерно увлекающуюся алкоголем. Только Малыш нарушал картину.

Но на улицах я почему-то ловила взгляды не презрительные и не враждебные.

Сочувственные.

Один раз меня остановил уличный полицейский. И спросил, не нужна ли помощь. Я сказала, что нет. Он посмотрел на меня как-то странно и отдал честь. И тут до меня дошло. Гибель каравана. Люди думают, что я запила от горя. Хотя сочувствия всё равно как-то слишком много. Учитывая, как недружелюбно совсем недавно относились к экстрим-операторам. Впрочем, периферия, население маленькое. Люди здесь душевней.

С экранопланом я угадала. Как чувствовала. Уже к полудню следующего дня мы с Малышом были в питомнике. Кесума, едва увидав нас, всплеснула руками и помчалась искать Анжелу-врача, та прибежала со всех ног, и техник Ронни был подзатыльником отправлен в аптеку, а Крис, заведующий отчётностью, пошёл искать мастеров.

Мы с Малышом сидели на траве, любовались всей этой суматохой и смеялись. Мне было неописуемо хорошо. Даже потеря биопластика уже не омрачала жизни. Я была среди своих. Среди добрых, хороших людей. И на правом плече у меня снова лежал кончик хвоста…

На выходе из сараюшки под бочкой, называемой летним душем, меня поджидал Дитрих. Взмыленный и нервный. Не представляла, что он может выглядеть таким нервным. Когда он увидел меня, его так и перекосило. Сердце неприятно ёкнуло. Да, роспись по лицу у меня ещё та…

— Я их убью, — сказал мастер. И сгрёб меня так, что я в первый миг испугалась.

Малыш тут же оказался рядом.

— А это что такое? — спросил Дитрих, отпуская меня.

— Малыш! — сказала я укоризненно. — Не рычи на Дитриха!

Мастер присел на корточки. Протянул руку. Малыш продолжал скалиться, хотя теперь молча. Я подёргала его за плечевые выступы, но нукта утихомириваться отказался. Упрямый какой.

— Это твоё новое оружие?

Я посмотрела на Малыша, и по спине вдруг пробежались мурашки. А ведь и правда. Я как-то не думала про это. Откуда бы он ни взялся, теперь он меня не оставит. Он и есть моё новое оружие. Это случилось. Так, как никто не мог бы предположить.

Мой друг.

Малыш. Угораздило же так назвать…

— Наверно, — улыбнулась я.

— Где ты его нашла?

— Он сам меня нашёл. Он меня спас. Как чудо. Вылетел непонятно откуда в последний момент. Я не смогла от него добиться ни как его зовут, ни где его прежний оператор. Я думала, ты узнаешь.

Дитрих молчал. Малыш наконец вытек из угрожающей позы и дотронулся мордой до его руки.

— Знаешь что, Янина? — проронил мастер. — Он не из моего питомника. С Земли.

— Странно.

— Почему?

— Все земные нукты виляют хвостом, когда им что-то нравится. Потому что в питомнике живут… жили собаки. Малыш не виляет.

— Н-да, — задумчиво сказал мастер. — Но почему он не метаморфировал?

Я вздрогнула. Связи между одним и другим не было, но действительно, если он долго бегал один… Малыш припал к земле, глядя на нас. Славный нуктовый мальчик. Одна сплошная загадка.

— Ладно, — решил Дитрих. — Пусть с ним поговорит Нитокрис.

Он встал и обернулся к лесу. И я ощутила телепатический импульс чудовищной силы. По сравнению с ниточкой между мной и Малышом это было как галактическая передача рядом с сигналом браслетника. Аж волосы стали дыбом.

Пришёл ответ. Ещё мощнее и шире по диапазону. На миг в глазах померкло. Я заморгала. Аджи только-только метаморфировала и не успела выкормить детей. Шайя была всего лишь ребёнком. Настоящие, могучие, самовластные матери прайдов, Нитокрис или Мела — они бы точно не стали со мной разговаривать.

Малыш напрягся, принюхался и бросился в лес.

Мы шли по берегу моря. Босиком по плотному песку, кромке прибоя. Набегали волны, прохладно бурлили у стоп и отползали. Огромные диковинные раковины лежали в прозрачной воде, в двух шагах от берега. Никогда и нигде уже на Земле не бывать такому. Дитрих взял один перламутровый домик, покинутый моллюском, и приложил к моему уху. Океанское эхо запуталось в завитке. Если я доживу до старости, то в старости буду жить здесь. Кесума трижды права в своём выборе.

Дальше тёмные валы играли белыми барашками пены и длинными водорослями. Там купались нукты. Оглушительно верещали и выпрыгивали из воды на полметра. Крохи забирались на головы взрослым и валились в воду. Гвалт стоял неописуемый. Смешно. Нет, не так. Радостно. Шайя плавала, как морской дракон — длинная, блестящая. На спине у неё сидело пятеро малюток. Мы поприветствовали друг друга. Ей было хорошо.

— Малыш спит, — сказал, наконец, Дитрих. — Он переволновался. Сначала ты, потом питомник, а Нитокрис была с ним сурова.

— Ой, — только и ответила я.

— Он её озадачил так же, как и нас, — улыбнулся Дитрих. — Она никак не могла добиться от него ответов. Кончилось тем, что Малыш просто заплакал. И ей ничего не оставалось, как обшарить его память силой.

— Ой. И что?

— Рехнуться можно. Она мне так и сказала. Услышать такое от нукты-матери… — мастер выразительно скосил глаза. — Она не может ни лгать, ни ошибаться. Слушай и задумывайся. Малыш никогда не был в питомнике. Его никогда ничему не учили. У него не было оператора. От вылупления из яйца ему ровно шесть месяцев.

— Что?!

Дитрих кивнул.

— Ты видела шестимесячных. Без хвоста метр. Умишко щенячий. А Малыш неопытный и наивный, но без спора полноценный воин, — мастер помолчал. — В принципе, нукта может очень сильно рвануть в росте. Во время метаморфоза, например. Но интеллект… Они, конечно, не вполне разумные существа, но уже не животные. Одними инстинктами всё не решается. Нитокрис не нашла в памяти Малыша ни одного учителя. Он всегда был один.

— А кто же научил его брать языком шоколадку?

— Ты, — весело ответил Дитрих. — Ты и научила. Он просто догадался, чего ты от него хочешь, вот и всё. Он всему учился сам.

Я усмехнулась.

— Значит, он гений.

— Возможно, — не стал отпираться Дитрих. — Если они почти разумны, почему бы среди них не рождаться гениям?