Третий шимпанзе - Джаред М. Даймонд

Вряд ли покажется выходящим из ряда вон заявление о том, что различные крики, издаваемые зелеными мартышками в ответ на появление леопардов, орлов или змей, собственно обозначают этих животных или же предназначены для коммуникации с другими обезьянами. Тем не менее скептики настроены верить, что только человек способен издавать произвольные сигналы, обозначающие внешние объекты или события. Скептики предположили, что тревожные крики зеленых мартышек суть всего лишь непреднамеренное выражение эмоционального состояния обезьяны («Я до смерти перепугана!») или ее намерения («Я собираюсь взбежать на дерево»). В конце концов, те же самые объяснения применимы и к некоторым крикам, издаваемым человеком. Я сам, увидев леопарда, также непроизвольно завопил бы, даже если поблизости не было бы никого, с кем я мог бы осуществить коммуникацию. Мы можем непроизвольно крякнуть, приступая к какой-либо физической работе, например, поднимая тяжелый предмет.

Представим, что зоологи из космоса, представители высокоразвитой цивилизации, наблюдали, как я, увидев леопарда, издал вопль из нескольких слогов: «А-а-а, леопард!», — а затем залез на дерево. Эти зоологи вполне могли бы усомниться в способности моего не особенно развитого вида выражать что-либо помимо звуков, относящихся к эмоциям или намерениям, — и, конечно же, о коммуникации с помощью символов не может быть и речи. Чтобы проверить свою гипотезу, эти зоологи прибегли бы к экспериментам и тщательным наблюдениям. Если бы я кричал независимо от того, находились ли в пределах слышимости другие люди, это поддержало бы теорию о том, что имеет место простое выражение эмоций или намерений. Если бы я кричал только в присутствии другого человека и только при приближении именно леопарда, а не льва, это предполагало бы коммуникацию с обозначением конкретного внешнего объекта. А если бы я издавал свой вопль, обращаясь к своему сыну, но хранил бы молчание, видя, как леопард подкрадывается к мужчине, с которым, как ранее было замечено, я неоднократно дрался, то прилетевший из космоса зоолог мог бы с уверенностью сказать, что имеет место целенаправленная коммуникация.

Такого же рода наблюдения убедили земных зоологов в том, что предупреждающие крики зеленых мартышек играют коммуникативную роль. Одинокая зеленая мартышка, которую почти час преследовал леопард, в течение всего этого сурового испытания молчала. Матери в стае зеленых мартышек, находясь вместе со своими детенышами, издавали предупреждающие крики чаще, чем в окружении неродственных мартышек. Изредка зеленые мартышки издавали «предостережение о леопарде» в моменты, когда никакого леопарда поблизости не было, но стая дралась с другой стаей, и преимущество было на стороне чужих. Ложный сигнал об опасности заставлял всех участников схватки искать убежища на ближайшем дереве и тем самым позволял обманом добиться «тайм-аута». Этот крик явно был намеренной коммуникацией, а не машинальным выражением страха при виде леопарда. Крик так же не представлял собой чисто рефлективного ворчания, издаваемого при залезании на дерево, поскольку издававшая этот крик мартышка могла как залезть на дерево, так и спрыгнуть с него или вообще не предпринимать никаких действий, в зависимости от обстоятельств.

Предположение о том, что этот крик имеет строго определенный внешний обозначаемый объект, особенно хорошо подтверждается на примере «предостережения об орле». Из разных видов крупных хищных птиц, с широким размахом крыльев, летящих высоко в небе, у зеленых мартышек обычно вызывают реакцию «предостережения об орле» боевой и хохлатый орлы, наиболее опасные для мартышек пернатые хищники. Такой реакции не вызывает, как правило, степной орел, и почти никогда — черногрудые орлы-змееяды и африканский белобокий гриф, которые не охотятся на зеленых мартышек. Если смотреть на них снизу, черногрудые орлы-змееяды и боевые орлы очень похожи: у обоих видов светлые «штанишки», полосатый хвост, черные голова и горло. Таким образом, зеленые мартышки могут считаться отличными орнитологами-наблюдателями. От этого зависит их жизнь!

Предупреждающие крики зеленых мартышек не являются непроизвольным выражением страха или намерения. Эти крики имеют внешний обозначаемый объект, который может определяться достаточно точно. В этой коммуникации сообщение направлено определенному адресату, при этом информация чаще всего передается честно, если подающая сигнал мартышка хорошо относится к своему слушателю, а врагам может быть направлено сообщение, противоречащее действительности.

Скептики оспаривают предложенную аналогию между звуками, издаваемыми животными, и человеческой речью также на основании того, что человек учится владеть речью, тогда как многие животные рождаются, обладая инстинктивной способностью издавать звуки, характерные для их вида. Тем не менее складывается впечатление, что детеныши зеленых мартышек учатся произносить звуки должным образом и правильно на них реагировать, совсем как человеческие младенцы. Хрюканье детеныша зеленой мартышки звучит не так, как у взрослого животного. Постепенно «произношение» совершенствуется, пока не становится практически таким, как у взрослых, когда мартышке примерно два года, а это чуть меньше половины от возраста наступления половой зрелости у зеленых мартышек. Точно так же у человеческих детей взрослое произношение вырабатывается к пяти годам; речь моих сыновей — а им почти четыре — иногда бывает трудно понять. Малыши зеленых мартышек учатся безошибочно реагировать на крики взрослых только в возрасте шести-семи месяцев. Более младший детеныш, услышав крик взрослой мартышки, предупреждающий о змее, может броситься в кусты, что является правильной реакцией на появление орла, но может оказаться смертельно опасным в случае со змеей. До двух лет детеныши не способны безошибочно издавать конкретный крик тревоги в соответствующей ситуации. До этого возраста детеныши мартышек могут кричать «Орел!» при появлении в небе не только боевого или хохлатого орла, но и любой другой птицы, и даже тогда, когда с дерева, кружась, падает лист. Детские психологи называют такое поведение человеческих детей «чрезмерным обобщением», — например, когда ребенок говорит «гав-гав» при виде не только собак, но также кошек и голубей.

Если крики мартышек действительно отчасти приобретаются путем научения, а не являются полностью инстинктивными, можно предположить, что у популяций зеленых мартышек в разных частях Африки выработались различные «диалекты», по тем же причинам, по которым это происходит у людей. То есть, значения и произношения «слов» со временем постепенно меняются, но эти изменения происходят на разных территориях независимым образом и передаются путем научения, в результате чего возникают сначала разные диалекты, а затем и разные языки. В отношении зеленых мартышек гипотезу о различии диалектов еще предстоит проверить, поскольку все подробные исследования их голосовой коммуникации, проведенные на данный момент, осуществлялись в одном и том же небольшом районе Кении. При этом у пернатых наблюдается заметное разделение на диалекты у тех видов птиц, у которых птенцы усваивают правильный в данной местности тип пения взрослых птиц, которых они слышат вокруг себя в детстве. У одного из видов птиц Северной Америки, белоголовой воробьиной овсянки, эти различия диалектов выражены настолько, что опытные наблюдатели за птицами поблизости от Сан-Франциско могут указать происхождение конкретной птахи с точностью до десяти миль.