Конь в пальто - Сергей Донской

А вот Аслан, кое-как остановивший кровотечение из глубокой ссадины на лбу, ничего наперед предугадать не мог, пока, шагая через незнакомый пустынный двор, не был застигнут врасплох уверенным голосом неизвестного, настигшего его сзади:

– Стоять!

– Что т…?

Короткий тычок в удивленное лицо резко развернул голову Аслана в прежнем направлении.

– Не оборачиваться! Руки за голову! Ноги раздвинуть! Шире… Еще шире… Так… Ыть!!!

Там, куда был нанесен безжалостный прицельный удар, произошла массовая гибель сперматозоидов и андрогенов, только что начавших восстанавливать свою поредевшую популяцию. Их боль Аслан воспринял, как свою собственную. Разинув рот в беззвучном крике, он ухватился руками за искалеченную промежность и повалился мешком на асфальт.

Неизвестного никто не уполномочивал, но он не удержался от мстительного комментария:

– Яйца теперь твои – хоть оторви и выбрось!

– Нет, – заплакал Аслан. Не желая верить, он вцепился в свою мошонку, как скупец – в мошну. Глупый. Никто у него ее и не отбирал. Все, что имелось у Аслана между ног, теперь никому и даром было не нужно.

Пояснив это Аслану, незнакомец посоветовал ему не блажить и не будить окрестных жителей, позволив ему лишь тихонечко подвывать, не более того. А сам под этот плаксивый шумок незаметно ретировался.

А через две минуты после жестокого нападения в микроавтобус вернулся Толик, зябко передернул плечами, подышал на замерзшие руки и доложил:

– Морозец на улице. Асфальт ледком прихватило. Скользко. Там за углом один парнишка навернулся, ушибся сильно, рыдает.

– Пьяный, наверное? – равнодушно предположил майор.

– Не без того.

– Живой хоть?

– Как сказал Ржевский? Жить будет, но любить – никогда. В последний раз потешился.

Майор, окаменев, тихо попросил:

– Забудь этот дурацкий анекдот, Толик. Ничего не было.

– Как скажете.

Он был очень понятливым парнем. «Как скажете», а не «как прикажете». И без всяких «товарищей майоров».

Все более эмоциональные разговоры, ведшиеся в проклятой квартире, никакого интереса с профессиональной точки зрения не представляли, поэтому майор игнорировал их без зазрения совести. В противном случае можно было запросто свихнуться… Изуродовать еще пару человек. Или вообще пристрелить их к чертовой матери. Майор не стал делать ни того, ни другого. Коммерсанту Ляхову и театральному Адвокату, по его прикидкам, жить все равно оставалось очень мало.

Поганого родственничка Ляхова – дурная кровь, седьмая вода на киселе – майор никогда в глаза не видал и знал, что живым вряд ли успеет увидеть, о чем нисколько не сожалел. Забавнику Адвокату, по его прикидкам, стезя выпала чуточку подлиннее, но зато и более трудная. Все коленки собьешь, пока доползешь до конца и подохнешь с облегчением. Неделя, от силы полторы имелись в его распоряжении. Самое время о душе подумать. А он чем занимается? Заранее скривившись, майор поднес к уху один наушник и, услышав, что дело дошло до перетягивания простыни, поспешно отключился от происходящего.

Толик обернулся, хотел было что-то сказать, но, наткнувшись на белый от бешенства взгляд командира, рассудил, что лучше поспать еще немного.

Майор не смог бы сказать, сколько времени прошло до того момента, когда он понял, что сдюжит и не бросится карать Ленкиных растлителей на месте. Сдержаться помогло осознание того прискорбного факта, что растлевать родную дочь было дальше некуда. Если уж убивать, то и ее заодно. Вот и усидел майор – с виду невозмутимый, бесстрастный. Лишь дышал тяжело да языком водил по зубам, удивляясь, что не стер их в порошок, когда стискивал.

Остался, конечно, на сердце тайный камень, который предстояло таскать за пазухой до конца своих дней. Один из тех камней, которыми разбрасываться не станешь, на чужие плечи не переложишь…

Ладно, сказал он себе и дочери, сегодня имеют нас, а завтра мы поимеем их, да так поимеем, что в могилу загоним. В общую могилу, братскую. Зря, что ли, кличут они себя братвой? И вечный огонь обязательно будет. Тот, о котором Библия предупреждает. Аминь.

Аналитический отдел, возглавляемый майором, располагал достаточно большим объемом информации, чтобы можно было сделать такой заупокойный прогноз.

Итак, две сильнейшие группировки Курганска набрали слишком большую силу, настолько большую, что уже и милиция махнула на них рукой, сосредоточив внимание на мелких сявках да рыночной шелупони. Это и хорошо. Когда Хан и Итальянец затеют свою смертельную возню, некому будет прикрикнуть на них, растащить и загнать по будкам…

Хан. Его неуклюжие поползновения на чужеродной кредитной ниве и возня с векселями металлургического завода сами по себе не являются настолько крупномасштабными или оригинальными, чтобы войти в историю экономических преступлений. Но кредит вполне мог сыграть роль Троянского коня в стане ханской орды. Достаточно было кое-какие события подтолкнуть, а другие, напротив, притормозить или предотвратить вовсе. Не только господь вносит корректировки в человеческие планы. Есть и другие инстанции, земные. Не такие далекие, как небеса. Настолько близкие, что обыватели ужаснулись, если бы осознали всю степень этой близости.

Что станет делать так называемый Хан, если по каким-либо причинам миллион долларов так и не попадет к нему в руки? Будет проклинать судьбу? Посыпать голову пеплом? Нет. Ответ однозначный: он станет искать виновных. Находить их. И казнить. Теперь еще один теоретический вопрос: а что произойдет, если Хан, ослепленный гневом, заподозрит в своей неудаче Итальянца? Тут тоже никаких вариантов. В криминальном мире начнется известная бурная реакция, именуемая «разборками». Что требуется для ускорения реакции? Катализатор. Таковых было задействовано пока два.

Благодаря стараниям стукачей, итальянская группировка уже разжилась достоверной информацией о готовящейся афере с кредитом. Как и предполагалось, информация послужила поводом для серьезных размышлений на тему: а не перехватить ли этот самый миллиончик? Не корысти ради. Из вредности. Чтобы отбить Хану охоту лезть в финансовые махинации, которые Итальянец по праву считал своей монополией в регионе.

Это раз. А как ведет себя второй «катализатор», неисправимый балетоман, резвящийся в ляховской квартире? Майор нашел в себе силы полюбопытствовать краешком уха.

«– … молчит? Чем-то недовольна? Сама напросилась.

– А без прощальной сцены можно? Тошнит уже.

– Это с непривычки. Завтра пани будет вспоминать эту ночь, как сладкий сон.

– Угу! Герой-любовник. В зеркало надо чаще смотреться.

– И что? Вижу в отражении порядочного, хорошо одетого мужчину средних лет. За его спиной, правда, валяется голая лахудра с тоскливыми глазами, но к нему она не имеет ни малейшего отношения.