Блондинка и два брата-аристократа - Полина Нема

И мой мальчик, такой маленький и беззащитный. Нет, я точно не хочу, чтоб он знал, кто его отец. Точно не при моей жизни!

Я даже не знаю, на кого он похож, каким будет. Светленьким, как его отец, или темненьким, как я?

Мальчики, пусть и похожи, но я точно знаю, какой мой. И даже имя придумала.

— Я хочу назвать его…»

Дневник вылетел из моих рук. А там как раз на следующей странице имя ее сына! Я-то догадываюсь, кто он. Но надо знать точно!

— Почему ты здесь сидишь? — начала принцесса.

— А где мне еще сидеть? — спросила ее, глянув уставшими глазами на призрак. Я так и не смогла уснуть. Надо мной горела лампа, заряженная магическими кристаллами.

— Иди к мужу, — дневник парил в прозрачных руках мертвой принцессы.

— Нет. Наш брак — фикция.

— А что, лучше читать дневник неудачницы, у которой вообще личная жизнь не сложилась? — она покачала в руках вещицу.

Я закатила глаза. Сама не могу понять, что мне надо. Я о замужестве никогда не думала, а когда Ника со своим хахалем начала встречаться, только тогда начала задумываться. Но сестра попала в реанимацию, и я вовсе передумала личную жизнь заводить.

Не дает почитать — я спать лягу. Даже под одеяло залезла.

— Снимай кулон и дневник спрячь под половицу, — скомандовала принцесса. Сдернула одеяло на пол. Чтоб я еще раз привидение себе завела!

Я притворилась трупиком, но в келье прохладно. Я сжалась в комочек, но легкий сквознячок из окна мешал уснуть. И Чарниза.

— Зачем? — устало глянула на нее, когда она промчалась сквозь меня, замораживая все внутри.

— К мужу пойдешь.

Так, она ж никогда просто так не говорит. Что она удумала?

— Я не хочу. И чего ты меня выгоняешь? Что на этот раз учудишь?

— Дмитрий Коргар — не хахаль твоей сестры, — она нависла надо мной, обдувая холодным воздухом. — Тем более посерьёзней Александра. У меня тоже были сестры, которых я любила очень сильно. И тебе желаю счастья. Его не было у меня с любимым, но у тебя оно будет. Только не отталкивай.

— Ага, вот так махом Дима забыл бывшую! Я вообще ее заменитель, — буркнула я.

Надеюсь, никто не подслушивает за дверью. А то подумают, что сумасшедшая. Хоть монахини и знают про Чарнизу, но все равно непривычно.

— Заменителями становятся те, кто сами по себе не личности. Они подстраиваются под чей-то идеал, думая, что так устроят свою жизнь. Но это не так. Ты — личность, не откладывай, иначе упустишь все. Так складывается жизнь, что любовь бывает не одна на всю жизнь. Но у двоих людей есть шанс сохранить ее до конца жизни. Любовь — она разная бывает.

Я посмотрела на дверь, будто гипнотизируя ее.

Он мне нравится? Да. Хочу я его любить?

Я сняла кулон дрожащими руками, вложила в дневник. Отодвинула дощечку в полу и положила туда вещи.

Поправила робу и вышла в коридор. Освещения уже не было. Заметила, как какая-то тень дернулась в мою сторону.

— Светлячок, — Дима прижал меня к стене, что я даже пискнуть не успела.

— А ты здесь кого-то другого ждал? — спросила его.

— Нет. Я к тебе шел, — мою щеку ласково погладили костяшками пальцев.

Я хмыкнула и расслабилась, когда он прижал меня к себе.

— Пошли к тебе.

Это точно я сказала? Что я творю?

— Мы можем и здесь. Не трону тебя, если ты не захочешь, — сказал он, зарываясь пальцами в мои волосы и прижимая ближе к себе. Я обняла его за талию. А мне это нравится. — Не могу спать без тебя.

— Нет, тут монахини. А там, где ты — никого, — посмотрела ему в глаза. Не видно лица — темно.

Он взял меня за руку, и мы, как школьники на линейке, пошли в корпус зачатия детей. М-да.

Если б он не пришел, вряд ли я дошла бы до его комнаты. Да. А Чарнизе бы потом сказала, что я стучалась, а он не открыл. Или меня по дороге встретили монахини.

Я чувствовала крепкую мужскую руку, сжимающую мою. Вот бы так до конца жизни. Ведь Дмитрий то самое сильное плечо, которого так не хватало в моей жизни.

Мы прошли пустынный двор, направляясь к серому неприметному зданию. В свете луны я видела, как напряжен Дмитрий. Он резко остановился и взял меня на руки.

— Эй! — возмутилась я.

— Так положено, — спокойно ответил он и понес.

Молодость — дурость конкретная. А собственно, кто мне что сейчас скажет? Потом буду думать об ошибках или о том, что подумают люди. Хотя какое мне дело?

Дима отпустил меня и открыл дверь в выделенную ему каморку.

На стенах горели магические светильники оранжево-красным светом. Они парили в воздухе, переливаясь и создавая интимную обстановку. На столике стояла бутылка и две тарелки с бутербродами и пирогами.

Студенческая романтика. Я обернулась к Дмитрию.

— Это ты готовил?

— Бутерброды и пироги — монахини. А комнату — я, — он улыбнулся.

— А ко мне пришел спать? — сощурила глаза.

— Я бы тебя все равно принес сюда. Кстати… — он замолчал. Нахмурился и немного улыбнулся.

— Что?

— Ничего, — он наклонился ко мне. Горячее дыхание защекотало губы. — Так хочу тебя поцеловать.

— Давай поговорим, узнаем друг друга получше. А то у нас как-то все не с той стороны зашло. Мы-то уже поженились, не по-настоящему, но как-то надо друг друга узнать получше, — облизнула губы. Подалась вперед и прикоснулась в легком поцелуе к его губам. Не больно совсем.

— Узнаем, конечно. Выпьем? — Дима нехотя отпустил меня и подошел к столу. Разлил содержимое бутылки по бокалам.

— Да, — согласилась, принимая стакан. Компотик.

Не так я себе свадьбу представляла. Ни платья, ни родственников. Зато с мужчиной, который мне нравится.

— Мне не было больно. Сейчас, при поцелуе, — хрипло прошептала, не узнавая собственный голос.

***

Я перевернулась во сне, закинув ногу на что-то. И руку тоже. Послышался стон, а мою руку убрали, сжав в теплом коконе. Я открыла глаза.

Ой, нечаянно коснулась во сне больного плеча Димы. Мужчина лежал у стены. Да, не наша кровать, как в особняке Коргаров. Так что приходилось тесниться.

На столе так и стояла нетронутая еда. Немного не до нее было. А за окном солнце только-только начало всходить. Нет, слишком рано. Надо еще поспать. Но не получается.

Как вспомню.

«Мне не больно от поцелуев». А потом, как в замедленной съемке, Дима поставил бокалы на стол. Аккуратно. Подошел ко мне. И… Какими дрожащими руками он сдирал с меня робу. А про себя вообще молчу. Сама дрожала не меньше, лихорадочно, а потом наступило какое-то безумие. Поцелуй, заставивший кровь течь по венам, будто вместо нее лава, зарывался пальцами в мои волосы, не переставая целовать.