13 дверей, за каждой волки - Лора Руби

под лавкой, которой владел старый неаполитанец по имени Сесто.

Старые неаполитанцы славились сумасбродством, а Сесто был сумасброднее большинства из них. Если он находил работу Гаспара недотягивающей до совершенства, то отвешивал ему крепкий подзатыльник. Не раз он спускал подмастерье с каменных ступеней. Когда хозяин решил, что клиентка больше заинтересовалась темноволосым красавчиком, принесшим из подвала новые туфли, чем самими туфлями, после ее ухода пнул парня в живот. Однако Сесто был мерзавцем, но не глупцом. Он начал в самые оживленные часы вызывать Гаспара из подвала и ставить за прилавок, где парень улыбался женщинам, приносившим обувь в починку или заказывавшим новую. И в конце концов Гаспар стал помогать им с примеркой.

Он усаживал женщину на маленькую скамейку в углу темной лавки и опускался перед клиенткой на колени. Самым скандальным образом Гаспар нежно снимал с нее обувь, клал ступню на собственное бедро и, придерживая одной рукой за икру, второй доставал новую туфлю. Он надевал женщине новые туфли и смотрел, как напрягаются ее ладные икры и сокращаются бедра, когда она шествует по магазинчику, испытывая его изделие. Он любил всех женщин, заходивших к ним: старых и молодых, высоких и низких, толстых и худых, темнокожих и белых, милых и колючих, итальянок и не итальянок. В мире было так много красоты, так много красоты в этих женщинах, и все они так уязвимы с затянутыми в чулки ступнями.

Однажды свою обувь в починку принесла прекрасная девушка по имени Катерина. Гаспару понравились оттенок ее кожи, длинные вьющиеся волосы, форма носа и подбородка, и по ее акценту он понял, что она тоже сицилийка. Кожа ее икр была мягкой и податливой, и девушка так мило вздрагивала от его прикосновений. Гаспар влюбился в нее, как влюблялся в каждую женщину: сильно и безраздельно. Однако его любовь к Катерине задержалась, по крайней мере на время. Понимаете, у него были проблемы с тем, чтобы оставаться влюбленным. Когда влюбляешься так быстро, как Гаспар, когда на тебя влияет малейший намек на чувство, малейшее бурление крови, ты можешь и разлюбить так же быстро – и это касается мест, работы, женщин. Ты способен даже поступиться собственными детьми, убедив себя, что можно начать сначала, подобно тому, как меняешь изношенную пару обуви на новую.

Отец Фрэнки забрал ее с Тони пасмурным летним днем. Воздух был так напитан дождем, что изнуряло даже простое дыхание. Фрэнки ждала, что отец будет кричать, обрушит на них сердитый поток итальянских слов, может, даже даст пару тумаков, но, похоже, он уже накричался в первый день посещений, после письма сестры Берт, и больше не собирался ругаться. Он, как обычно, обнял обеих и даже занес их чемоданы в трамвай. Пока они ехали от приюта в Роджерс-Парк к новой жизни в Вест-Тауне, Фрэнки старалась надеяться. Она закрыла глаза и сказала себе, что получила то, чего сироты хотят больше всего на свете: семью. Но она этого не ощущала. Вито был где-то в Северной Африке. Сэма, прекрасного Сэма больше нет. Тони свернулась клубочком рядом с ней, а отец сидел через проход и насвистывал незнакомую Фрэнки мелодию.

Ада не лгала, когда писала, что квартира маленькая. Крепко сжав губы в бантик, она вела девушек из одной крошечной комнатки в другую, через один узкий дверной проем в другой туда, где они будут спать.

– Вам придется делить комнату с Бернис и Корой. У нас есть место только для одной кровати, поэтому вам придется спать вместе, если вас это устроит. Если нет, то одна может лечь на кушетке в гостиной. Свои вещи складывайте в два нижних ящика.

Она посмотрела на них долгим взглядом, словно на кроликов, сожравших морковку в ее огороде, и закрыла дверь. Фрэнки осторожно села на кровать: раны еще болели; а Тони раскрыла свой чемодан и принялась заполнять один из выдвижных ящиков.

В чемодане Фрэнки было немного одежды, а еще труба Сэма, альбом с рисунками, пастель и аттестат о среднем образовании. Ей выдали аттестат на целый год раньше срока, учитывая ее успехи, но не разрешили участвовать в выпускной церемонии, которая состоится в этом месяце. Она была в семье первой девушкой, окончившей среднюю школу, вообще первой, к худу или к добру. Лоретта купила для аттестата красивую рамку и подарила Фрэнки вечером накануне ее ухода. Правда, Фрэнки не знала, позволят ли ее новые сестры повесить здесь эту рамку.

Фрэнки чувствовала себя так, словно на ней расстегнули кожу и вынули из кожи ее саму, оставив более голой, чем просто без одежды. Только что они жили в приюте, желая, чтобы кто-нибудь забрал их оттуда, и вот уже здесь и хотят вернуться обратно. Их отец был незнакомцем, а Ада… Кто знает, кто такая Ада?

– Не хочешь распаковать вещи? – спросила Тони.

Фрэнки только покачала головой и стала смотреть, как Тони подтаскивает ее чемодан и начинает разбирать его сама, выкладывает одежду в другой ящик, вставляет аттестат в рамку и ставит на комод, прислонив к стене. Трубу Сэма она положила рядом с аттестатом. Альбом для рисования и пастель убрала в ящик комода и прикрыла свитером. Тони совершала эти мелкие добрые дела, чтобы загладить тот факт, что Фрэнки выпороли, что они попали сюда, что Сэм погиб. Фрэнки получила еще одно письмо после того, как узнала о его смерти, – будто послание от призрака. Это была V-почта[25] с таким мелким отпечатком, что читалось с большим трудом. И многие слова замазаны цензурой.

Пишу тебе из ййййййййййййй. Вчера мы отправились в ййййййййй. Скучаю по твоим красивым кошачьим глазам.

Она перечитывала снова и снова, пока бумага не истончилась, став как папиросная.

Закончив раскладывать вещи, Тони села на кровать, которую им предстояло делить.

– Что нам теперь делать?

– Не знаю, – пожала плечами Фрэнки.

Тони указала подбородком на дверь:

– Она нас ненавидит.

– Ты права.

Дверь открылась, и вошла Бернис. Она была высокой, но выглядела как мышка, с широкими скулами и бедрами. Карие глаза такие же суровые, как у Ады.

– Я все думала, когда же вы припретесь, – сказала она.

Фрэнки и Тони за всю свою жизнь не перемолвились с ней и тремя словами, поэтому ничего не ответили. Она начала стягивать перчатки с каждого пальца по очереди и затем швырнула их на комод.

– По крайней мере, тебе удалось получить аттестат, – кивнула она на Фрэнки. – Сможешь себя содержать.

– Себя содержать? – переспросила Фрэнки.

– Деньги не растут на деревьях, – продолжала Бернис. – Не растут. У нас