Унэлдок - Юрий Саенков

На потемневшем граните могильной плиты, возле которой лежал труп, едва читалось: «Здѣсь покоится прахъ графини Вильгельмины Казѣмировны Штохъ. Род. 28 августа 1833. Скон. 13 декабря 1871». Рядом ещё одна плита: «Штабсъ капитанъ Александръ Петровичъ Чадовъ. На 36 году отъ роду. Палъ геройскою смертью на полѣ брани подъ г. Сувалки 1914».

Уже давно на Преображенском кладбище Шлиссельбурга никого не хоронят, поэтому и навещать могилы сюда практически никто не приходит. Это было старое заброшенное кладбище, а та его часть, что тянулась вдоль невского берега, так и вовсе относилась ко временам старой монархии. Убийца выбрал очень удачное место для рандеву со своей жертвой. Во всех смыслах удачное.

— Амба! — встал, потягиваясь, Каша. — Давайте перерыв.

— А отход просмотреть? — Сомов потёр покрасневшие веки. — Вариантов-то не так много. С одной стороны дорога, с другой — Нева, с третьей — протока. А с четвёртой очистные, там…

— Просматривай, — поморщился майор. — Я уже не в состоянии, в глазах рябит.

И, прихватив с тумбочки кружку, вышел из зала.

Началась отработка свидетелей, которые могли видеть преступника, уходящего с места убийства.

— Стоп! Маркер два.

— Есть второй!

— Поехали!..

* * *

На смену изнуряющим рабочим дням приходили ночи. Бессонные ночи, что давят, душат, заполняют неизбывной тревогой каждую клеточку сознания. До мышечных корчей, до тошноты. От бессилия, от невозможности что-то предпринять, чтобы узнать, что же случилось с Настей.

Уже несколько раз Сомов пытался связаться с Бурцевым, но всякий раз секретарь-адъютант бесстрастным голосом сообщал, что генерал занят, а для него, капитана Сомова, никаких сообщений нет.

Если бы тело Насти обнаружили, ему бы сообщили. Если бы нашли её живой (ах, если бы!), он бы узнал об этом. А молчание означает только одно, расследование топчется на месте. И остаётся ждать и надеяться на чудо. Единственный способ вырваться из этого вакуумного мешка — занять голову чем-то другим. Чем-то, что требует глубокой вовлечённости и сосредоточенности. Работой.

* * *

Всего их было шесть. Шесть жертв невидимки.

Сомов который раз пробежался по списку, составленному по принципу «от первого убийства к последнему»:

По факту каждого убийства было составлено отдельное уголовное дело, объединённое в общую папку с названием «Ладожский невидимка».

День за днём следственная группа по нескольку раз мониторила последние часы жизни каждой жертвы, выявляя возможных свидетелей, засветившихся неподалёку от мест преступления. День за днём в подвале земского управления МГБ майор Каша допрашивал этих свидетелей, попутно прогоняя каждого по спецопроснику на благонадёжность. Но даже максимально дотошные допросы не принесли результатов. Маньяк действовал на редкость осторожно. Он словно был невидим не только для Системы, но и телесно незрим.

Рота спецназа МГБ, также задействованная в поисках, ежедневно выезжала в Лопатицкую волость и с собаками прочёсывала все подозрительные места в округе, в которых мог скрываться преступник-отшельник. И тоже пока безрезультатно.

Загадкой оставался и мотив преступника, если мотив вообще был. По крайней мере, майор Каша в этом сильно сомневался, считая, что побудительной силой убивать преступнику служит болезненное состояние психики. Двое «синих», двое «красных», двое «серебряных»… В каждой паре мужчина и женщина. Да, у майора были все основания полагать, что в волости действует психопат. Тем более что общей связи между всеми жертвами выявить не удалось. Но Сомов в версию о «преступном больном сознании» не верил. Уж больно расчётливо действовал убийца: успешно избегал свидетелей, потожировых следов не оставлял, образцов ДНК тоже. Не за что зацепиться. Но вот убийство гражданина Григорьева… Оно произошло в Шлиссельбурге, далеко за пределами охотничьих угодий душегуба. И значит, невидимке был нужен именно Григорьев и никто иной. Такая строгая избирательность подразумевает наличие серьёзного мотива.

Каша соглашался, что шлиссельбургское убийство в череде всех прочих стоит особняком. Но и этому находил объяснение:

— Григорьев проживает в Шлибурге. Так? Был чиновником с красным ремешком, но весь вышел. Депрессия. Так? Городок небольшой, все друг дружку знают. Ему на улицу выйти и сразу «здрасти». Понимаешь? Где ему ещё гулять так, чтобы его не дёргали?

— Конечно, на кладбище ему гулять, — иронизировал Сомов.

— Ну а что? Самое оно. Тихо, спокойно, безлюдно. Никого из родственников у него там не похоронено, мы узнавали, чего ему ещё там делать? Прогуливаться в одиночестве. О своей порушенной карьере скорбеть. Вот он и гулял. А маньячина его там узрел. Место для убийства идеальное. Увидал синий ремешок и грохнул себе в коллекцию.

— Хорошо. А убийца-то на кладбище чего забыл? В Шлиссельбурге, почти за сотню километров от Лопатиц.

— Кто его знает?! Он же невидимка! Ну, оказался он в Шлибурге по какой-то причине… Может, навещал кого. Подельника своего или любовницу. А на кладбище прятался. Опять же, удобно там прятаться.

Очень не хотел верить Каша, что кто-то сознательно может чинить все эти убийства. Ведь для такого не только мотив нужен, но и смелость. Отчаянная, грозная смелость. Смелость, угрожающая установившемуся порядку. Это не просто злодеяние, это самый настоящий бунт. А бунтов майор Каша не терпел. Другое дело — психопат. Чего с него взять?