Последним ударом сердца - Розалинда Шторм

На этом разговор, казалось, исчерпал сам себя. Олеся закусила губу, не зная, что еще сказать, муж тоже не отличался неисчерпаемым запасом слов. Они просто стояли друг против друга и молчали.

Наконец, когда без дела подпирать стену стало бессмысленно, Смирнова ожила и попыталась обойти супруга, но была остановлена его подрагивающей ладонью.

— Лесь я…, — Димка на миг замялся, подбирая слова. — Я… Мне… Мне жаль. Правда.

Олеся аккуратно отцепила его пальцы от рукава ветровки и посмотрела ему в глаза.

— Ничего. Я понимаю. Это твое право и твой выбор. Не стоит передо мной извиняться.

Какие горькие слова, словно пропитанные полынью. Но она должна сказать их, потому что по-другому просто нельзя. Нужно освободить его, и самой жить дальше.

— А сейчас я должна идти, — Олеся опустила глаза в пол, чувствуя, как они наполнялись слезами. — Мне нужно забрать Галины вещи. Не задерживай меня, пожалуйста. Я опаздываю.

— Посмотри на меня, — в голосе мужа прозвучал приказ.

С трудом заставив себя не подчиниться, она так и продолжала глядеть вниз.

— Прошу, посмотри на меня.

Дмитрий уже не требовал, просил, но все равно Олеся не хотела, чтобы он увидел ее боль. Вот только муж, как всегда, решил все сам. Пальцы прикоснулись к подбородку, вынуждая поднять лицо. Предательская капля сорвалась с ресниц и устремилась вниз по щеке.

— Доволен? Увидел? — прошептала Олеся, едва сдерживая рыдания. — Теперь отпусти. Дай я уйду.

Но вместо того чтобы освободить ее, Дмитрий поднял вторую руку и прочертил пальцем дорожку, оставленную слезинкой.

— Я не хочу отпускать тебя.

Олеся в изнеможении закрыла глаза.

— Это решать не тебе.

Чем дольше она находилась возле него, тем больнее было. Будто само присутствие Димки рядом отравляло воздух, превращало ее в жалкое страдающее существо. А он, не понимая, продолжал мучить. Держал крепко и не отпускал.

— Прошу, дай я уйду.

Вместо этого муж притянул ее ближе и крепко прижал к себе. Олеся глубоко вздохнула — Димка пах потом. Резковато и горько, словно он сам пропитался терзающим ее горем. И столько родного было в этом запахе, что она не вытерпела и заплакала. Тихонько заскулила и уже не сдерживаясь, прижалась лицом к его широкой груди, выплескивая разочарование и боль, что скопилось в душе за столь короткий срок.

Муж не мешал, лишь гладил по спине и что-то едва слышно шептал. Но что, Олеся так и не могла понять, да и не хотела. Зачем знать, если он рядом. Такой родной, теплый, сильный. Он близко. Даже если всего лишь на несколько минут.

Казалось, время остановилось. Будто бы они попали в волшебное место, где не существовало ни бед, ни смертей, ни ужасных монстров, терроризирующих людей, ни печалей, ни измен. Лишь они вдвоем и любовь, окружившая защитным коконом.

Как же Олесе хотелось, чтобы это было правдой. Вот только холод предательства просачивался сквозь заслон, отделяя, отрывая их друг от друга, руками Дмитрия разводя их в разные стороны. Его прикосновения еще мгновение назад наполненные лаской и заботой, вдруг стали меняться. Нежные пальцы превратились в тиски. Сердце под ее щекой внезапно забилось быстро-быстро, словно желая выпрыгнуть из груди, дыхание со свистом вырывалось изо рта, обдувая волосы на макушке. Смирнова замерла испуганной мышкой, но было уже поздно. Вместо мужа, ее прижимал к себе кто-то другой, по нелепой случайности занявший его тело. И этот кто-то желал причинить Олесе боль.

Резкий рывок, и она приперта спиной к стене, только по воле случая не ударившись об нее головой. От испуга Олеся вскрикнула, но ее мгновенно заткнули, наказывая, сминая губы жестким поцелуем. Жадные руки без стеснения зашарили по телу, вызывая вместо желания дрожь отвращения. Вот только Дмитрий, казалось, лишь еще больше воодушевлялся, видя гримасу, и с легкостью предотвращал жалкие попытки освободиться.

— Прошу, остановись! — молила Олеся, но он не слушал, продолжая с маниакальной целеустремленностью освобождать ее от одежды.

Ветровка вместе с рюкзаком полетела куда-то в сторону, за ней футболка. Смирнова сражалась за последнюю тряпку, что скрывала грудь от пальцев безумца. Но вскоре и она была сорвана и отброшена прочь. Дмитрий рыкнул от удовольствия и болезненно сжал грудь. Олеся взвизгнула и, что было силы, ударила его коленом в пах. Мужчина взвыл и сложился пополам, давая ей свободу.

— Ненавижу! Козел! — она еще раз пнула по скрюченному телу. — Любишь боль, вот и получай! Чтобы я тебя больше здесь не видела. Еще раз придешь сюда, засужу!

Затем мигом натянула футболку, подхватила ветровку с рюкзаком и стрелой вылетела за дверь. Мстительно вытащила из замочной скважины, оставленный гадом ключ, и, одеваясь на ходу, поспешила прочь. Уже на улице вызвала такси (повезло, телефон не разбился при падении), указав адрес ближайшего магазина, добежала до места за считаные минуты, где и принялась ждать машину.

Адреналин кипел в крови. Смирнову потряхивало от злости и на него и на себя.

Вот же ж гад! Приперся. Весь такой страдающий, несчастный. Кошак помойный, нагулялся.

«Я не хочу тебя отпускать…» — вслух передразнила Олеся засранца, отчего проходящий мимо парень подозрительно на нее покосился.

Отвернувшись от случайного свидетеля ее ярости, она продолжила мысленно костерить Димку.

Как же, отпускать он ее не хочет. Издеваться не над кем, что ли? Та краля не дает резвиться. Решил домой заявиться вдруг жена позволит. А фиг тебе, муженек. Все, хватит. Что хотят, то с ней и делают. То этот, то нечисть Орловская. Хоть табличку заказывай и вешай на грудь: даю всем, в любой извращенной форме.

Достали!

Сегодня же она поменяет замок, соберет Димкины вещи и выставит за дверь. Хоть от одного избавится. Пусть катится к своей зазнобе. В ее квартире ему больше делать нечего.

А она сама тоже хороша! Расплылась лужицей у ног извращенца. Разрыдалась! Фу! Противно.

Мечтательница. Понадеялась на лучшее, чуть ли не сказку себе сочинила. Да только кому нужна эта сказка?! Никому!

Дура!

Зазвонил телефон, одновременно с ним к крыльцу магазина подъехал автомобиль с легко узнаваемой желтой шашечкой. Смахнув злые слезы, Олеся достала трубку и, получив подтверждение, что эта машинка за ней, села в салон.

Нужно выдержать, выстоять еще немного. После похорон и следа ее в этом городе не останется.

Пансионат «Дубки» находился за городом, прямо за поселком «Старые Вери». Не так далеко, как Олеся думала вначале, но в весьма уединенном месте. Правда, взамен обещанных названием дубов, корпуса окружали ели и сосны. Но хуже от этого «райский уголок» не становился, наоборот, выйдя из автомобиля Смирнова, наконец-то, вздохнула полной грудью свежий воздух.