Моя карма - Валерий Георгиевич Анишкин

вот место показать наотрез отказался. Он показывал на ложные места в стенах, которые тут же бурили, а в какой-то момент взял, да и выпрыгнул из окна второго этажа. Остался жив, но и в больнице не выдал тайны. Жену тоже пытали, но и она не выдала тайника и покончила с собой, разломав и проглотив в камере алюминиевую ложку. Константина комиссары отпустили, так и не добившись от него признания. Скончался он в Бийске, у дочери, в годы Великой Отечественной войны, а дело о царском кладе сдали в архив НКВД.

— И что, драгоценности так и не нашли?

— А это знать не в моей компетенции. Если и нашли, то, по крайней мере, нам не известно. Об этом, если только в секретных архивах…

Капитан представился комендантше общежития, которое теперь располагалось в наспех и кое-как отремонтированных комнатах части дома, и сказал, что нужно осмотреть здание на предмет возможности его реставрации. Та, не вдаваясь подробности, как говорится, «взяла под козырёк» и было увязалась за нами, но капитан так посмотрел на неё, что она смешалась и сразу поняла, что не нужно лезть, куда не надо.

— И попрошу не мешать! — строго сказал Темников.

Сначала мы прошли в подвальные помещения. Каменный пол заливала вода и мы остановились на нижних ступеньках, чуть постояли и вернулись в дом. Я попросил Темникова пройтись по этажам. Мы поднимались по лестницам с тяжелыми чугунного литья, но ажурными перилами, прошли все этажи, и везде нам встречались выбитые дырки. Они были в стенах, оконных рамах, в половых досках и даже на потолке.

— Это следы кладоискателей, — пояснил Темников. — Наши тоже есть. Сотрудники НКВД ещё в тридцать четвёртом году бурили стены там, где указывал Константин Печокас. На чердаке их ещё больше. Он же, сволочь, за нос наших сотрудников водил.

Я чувствовал, что со мной происходит что-то странное.

Всё время, пока мы ходили по дому, я находился в каком-то пограничном состоянии, но перейти в изменённое сознание не мог, хотя для этого мне всегда было достаточно контакта с предметом или даже просто нахождения в месте, которое представляло объект поиска. Что-то стояло непреодолимым заслоном и не позволяло проникнуть в тайну этого странного дома. Иногда я слышал голоса, приглушённые крики, и от этого появлялось ощущение тревоги, а стены и предметы, которые оставались в доме, были просто заряжены отрицательной энергией, и я кожей ощущал их враждебность. Когда мы проходили мимо сиротливо вжавшегося в угол высокого застеклённого шкафа, от него повеяло холодом, и я ощутил угрозу, за которой стояла непонятная сила.

Мы поднялись на чердак. Всё здесь дышало разрухой. Наспех починенная обрешетка крыши, закреплённый доской столб центральной опоры, почерневшая вата, разбросанная по полу, и толстый слой пыли. Следы от инструментов оставили след не только на кирпичной стенке чердака, но и на деревянных частях крепления крыши.

Неожиданно я ощутил знакомый звон в ушах и озноб, который прошёл дрожью по телу. Я увидел неясные контуры людей, увидел тень метнувшегося к чердачному окну человека, звон разбитого стекла и крик. И всё исчезло, только голова стала ватной, и я услышал голос, далёкий как эхо: «Уходи… уходи».

— Из этого окна выпрыгнул Печокас. Упал на хозпостройку, поэтому и остался жив, хоть и покалечился прилично, — Темников словно угадал мой вопрос.

Я понимал, что на чердаке мне делать нечего, также, как и в этом странном или даже страшном доме, потому что здесь перестало работать моё экстрасенсорное восприятие, которое позволяло увидеть больше, чем обычно воспринимают наши органы чувств, и ощутить аномальное, о чём я и сообщил Темникову. Он разочарованно посмотрел на меня, но ничего не сказал, хотя я видел, что он расстроен.

Дом меня не принимал, только из головы не выходил шкаф на втором этаже. Казалось, с чего бы мне думать о каком-то шкафе, который стоял себе и стоял? Но мысль о нём становилась навязчивой, и я неожиданно для себя вдруг объявил Темникову, что за шкафом есть тайник. Это вырвалось у меня так, будто кто-то за язык дёрнул, но сознание отметило, что это так. Темников ожил, и мы поспешили к машине, чтобы доложить начальству о возможном тайнике. Уже через час прибыла машина с несколькими сотрудниками. Два сотрудника перекрыли проход на лестницу снизу и сверху, два других с трудом отодвинули массивный шкаф, хотя он и стоял пустой. За шкафом в кирпичной стене под сбитой штукатуркой открылось выдолбленное отверстие на уровне человеческого роста.

— Да здесь кто только не долбил, — усмехнулся Темников. Мимо ходили люди, а они долбили. Только, видно, уже нечего было искать.

Меня словно вело что-то, и я без сомнения указал на место почти у плинтуса ближе к несущей внешней стене. Кегэбисты начали буравить стену и вскоре бур провалился в пустоту.

— Есть, — сказал один и посмотрел на Темникова.

— Ломайте! — сказал Темников, и они стали расширять отверстие, молотком и долотом выбивая кирпичи. Кирпичи поддавались легко, и почти вываливались, когда их выбивали долотом, хотя стена по толщине лишь немного уступала несущей и сложена была на совесть. Отверстие достаточно расширили. Темников оттолкнул своих коллег и сам запустил руку в тайник. Он вытащил небольшой резной ящичек, именно ящичек, а не шкатулку, но прежде ему пришлось освободить небольшую выемку от наполнителя в виде плотного картона. Наверно здесь пустота не прослушивалась, потому что её не было, да и толщина кладки исключала такую возможность.

Темников, вынув из кармана нож, больше похожий на финку с механически выдвигающимся лезвием и вскрыл ящичек, закрытый на внутренний замок. Делал он это торопливо и с явным нетерпением…

Ящик оказался пуст, если не считать пачку ассигнаций достоинством в сто рублей с портретом Екатерины II и записки, которая свидетельствовала: «Выемка 10 ноября 1919 года». Подписи под текстом не стояло.

Стало понятно, почему кирпичи кладки так легко поддались молотку и зубилу в то время как вся кладка стены отличалась прочностью, на что указывали другие выдолбленные отверстия, когда крошился кирпич, а скрепляющий раствор оставался почти невредимым. Просто после выемки тайник заделали, не мудрствуя, и заштукатурили.

— Ну, и что докладывать начальству? — Темников был так расстроен, что на него жалко было смотреть.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Я сделал всё, что смог…

Капитан беспокоился напрасно. Генерал принял его доклад спокойно, не выразив никакого раздражения, и мне показалось, да нет, я был просто уверен, что он знает то, чего даже Темникову, а тем более мне, знать не положено. Более того, генерал был удовлетворён нашей