Атташе - Евгений Адгурович Капба

На самом деле всё оказалось не так страшно: самый мощный удар подземных вод, вырвавшихся на свободу, пришелся туда, куда мы и рассчитывали: склады с товаром и железнодорожную ветку. Дощатые ангары и пакгаузы были вывернуты наизнанку, товар — приведен в негодность, перемешан с сором и землей. Улицы превратились в грязевые реки, первые этажи зданий были изгажены и затоплены, одноэтажные хлипкие притончики, халупы и хибары — сметены в море.

Но человеческие жертвы не были в самом деле катастрофическими: по давней традиции первые этажи зданий занимали заведения, конторы, мастерские и лавки, люди жили повыше. Да и порт есть порт — тут Арис был прав. Почтенных семейных пар и матрон с детишками тут было днем с огнем не сыскать.

По крайней мере, так я себя утешал, глядя на освещаемую первыми лучами солнца апокалиптическую картину изгаженного полуразрушенного города. Дагонцы уже начинали разбирать завалы, пытались спасти какое-то имущество, найти друг друга, осознать произошедшее. Слышались свистки полиции и крики о помощи.

Я наконец закончил возиться с установкой, добившись необходимой температуры, и полез в кабину. Увидев это, из темноты с винтовкой наперевес к машине подбежал Эшмуназар — он прикрывал меня в этом рейде. Открыв дверь ему навстречу, я хлопнул по сиденью, выбив из него клуб пыли:

— Давай сюда!

Он запрыгнул на подножку чуть ли не на ходу и уселся рядом.

— Баал-Зебуб будет савсэм доволен! — сказал финикиец и оскалился. — Мэсть, смэрть и прэисподняя!

Я не стал уточнять, что именно он имеет в виду — это и так было понятно. А вот эти его упоминания про Баала мне совсем не нравились. Не замечал я раньше в братьях Адгербалах склонности к сатанизму… Или я чего-то недопонимаю?

Грузовик пыхтел по объездной дороге — прочь от Дагона. Солдаты, которых мы встречали, нас не досматривали — они торопились туда, к своим домам, на помощь и только спрашивали, что творится в городе. Мы объясняли как могли — и ехали дальше. Кому по-первости придет в голову, что гигантский оползень — дело рук человеческих?

Наконец мы достигли условленной развилки, и Эш, высунувшись из окна, по-разбойничьи свистнул. Услышав такой же сигнал, он выпрыгнул наружу и скрылся во тьме, чтобы помочь товарищам загрузиться в машину. Я сидел на водительском месте, не желая глушить газогенератор.

Когда с погрузкой было закончено, Кузьма сунулся в кабину:

— Командир! Дай я поведу, надо себя каким-то делом занять, а то тошно мне, мочи нет!

— Ради Бога, садись за руль… — я уступил ему шоферское кресло и перебрался в кузов.

Грузовик запыхтел бодрее, выпуская клубы жирного дыма из трубы, и тронулся с места. В свете тусклых красноватых отблесков из топки я пытался провести ревизию наших вещей. Внезапно по моей спине пробежал холодок.

— Так… — попытался сосредоточиться я. — А где саквояж?

Тесфайе со счастливой улыбкой сказал:

— Вот саквояж, — и протянул его мне.

Совершенно пустой.

— Так, — снова сказал я, цепенея, — А где…

— Выбросил в воду, масса. Высыпал и черные комочки, и желтый порошок. Дрянь это, скверное оружие! Джа недоволен… — и снова улыбнулся, — Не бойся, мы и так победим всех своих врагов!

Я обессилено откинулся спиной на борт кузова. Мне бы его уверенность!

XXI ФОКУС С ЛЕСТНИЦЕЙ

Внизу, у подножия заброшенной водокачки, пыхтел и фыркал огромный черный бронепоезд, выдыхая в небеса клубы плотного дыма. Полдюжины блиндированных вагонов с орудийными башнями и пулеметными гнездами, закопченные ультрамариново-солнечные флаги, пара локомотивов — основной и запасной, оба укрепеленные листами вороненой брони, жаркое марево над паровозной топкой…

— Зверь! — сказал Кузьма, — Нам бы такой в гражданскую… Это вам не рельсами и мешками с песком вагоны бронировать… Помнишь, поручик, полустанок?

— Помню, как не помнить… — этот чертов полустанок мы вспоминали периодически, — Но на тюрьму в психическую атаку в полный рост не сходишь.

— Не сходишь… — поскучнел Кузьма.

Тюрьма Покета была строением монументальным. Квадрат наружных стен, внутри него — собственно тюремный корпус — квадрат поменьше, с внутренним двориком, в который были обращены все окошки из камер и хозяйственных помещений. Ещё — лазарет и бывший дом начальника тюрьмы, ныне переделанный в производственные цеха, чадящие кирпичными трубами. Там трудились заключенные. Общее ощущение неприступности и монументальности, толщина стен, их чернота и монолитность как бы убеждали всякого в невозможности побега отсюда, в некой предопределенности и безысходности.

К главному пенитенциарному заведению Федерации вело два пути: шоссейная дорога прямиком от центра города и железнодорожная ветка, отведенная от Зурбаганской линии. В тюрьме делали кирпичи. Благо, глины в окрестностях имелось огромное количество. Кто-то посчитал, что выгоднее и безопаснее будет отгружать стройматериалы в вагоны, а не гонять туда-сюда подводы с запряженными ломовыми лошадьми и десятками возниц. Лучше уж — одна проверенная паровозная бригада, охрана с винтовками и заключенные в качестве грузчиков. Прямо за стенами тюрьмы.

Это было довольно странно, потому как железнодорожное строительство в Колонии а потом и в Федерации велось скупо, средства предпочитали тратить на корабли. С другой стороны — Зурбаган был достаточно богатым городом, чтобы соблюдать баланс в транспортной отрасли, и тут, в окрестностях столицы, рельсами, шпалами и паровозами было никого не удивить. Говорят, даже ветку в Арлингтон тянули в свое время…

Мы сидели на этой чертовой водонапорной башне, пялились на редкие проходящие составы и ожидали Ариса и Эшмуназара, которые проводили рекогносцировку в окрестностях тюрьмы. Феликса держали там — это было совершенно точно известно. Так что вариантов не имелось — сам погибай, а товарища выручай! Погибать не хотелось, но усилиями богобоязненного абиссинца мы были лишены солидной порции нашей ударной мощи — весь ультралиддит и шамонит, остававшиеся в саквояже, уплыли в океан.

Говоря по правде, я не стал складывать все яйца в одну корзину. У меня в портсигаре оставалось немного того и другого, грамм по десять, не больше — но знать об этом никому не следовало, даже соратникам. Этот запас — поистине неприкосновенный. Например, на случай плена или — встречи с Артуром Грэем, чем черт не шутит?

— А поезд-то президентский! — сказал Кузьма, — Литерный!

Ну вот, помяни черта… Преторианец протянул мне бинокль и ткнул пальцем в засиженное птицами окошечко с мутным стеклом.

— Вон, твое благородие, гляди, какой вагон по центру!

Вагон был примечательный. Сквозь отодвинутые бронированные ставни в его широких окнах можно было разглядеть роскошный интерьер, из двери высунулся стюард в крахмальной рубашке и жилете, стражу несли несколько зурбаганских зуавов в синих ментиках с золотым шитьем