Дочь викария - Кэтрин Коултер

Она опустила глаза и нашла, что черно-белые изразцы — настоящее произведение искусства. Правда, следует их хорошенько отмыть, и, вероятно не один раз. Но даже грязь не скрывала их красоты.

По одной стене стояли доспехи, а над ними висело с полдюжины настенных канделябров. Все вместе они выглядели так, словно их не чистили и не полировали лет сто.

Но Томас, казалось, ничего не замечал.

— Доспехи фламандские, — пояснил он, небрежно взмахнув рукой. — Мой дядя купил их у виконта в Суррее. Тот потерял все деньги и был вынужден с ними расстаться. — И, показав на широкую дубовую лестницу, по которой мог бы промаршировать целый батальон, добавил: — Дом очень старый. Первоначальное здание было выстроено в четырнадцатом веке. Потом к нему прибавлялись новые постройки. Все это было сожжено Кромвелем, а затем создано заново. И двоюродный дедушка, и дядя оставили все в прежнем виде. Правда, здесь гуляют сквозняки, но теперь, когда на меня неожиданно свалились деньги, на которые рассчитывать не приходилось, я закончу необходимый ремонт.

— Ты поэтому женился на мне, Томас? Ради приданого?

— Совершенно верно. Это единственная причина.

— Хорошо. Я надеюсь, этого окажется достаточно для всего, что ты задумал.

— Ты просто поражаешь меня, Мегги. Вернее, образ твоих мыслей меня поражает. Нет, я женился на тебе не ради чертова приданого. Забудь эти глупости.

— Я никогда так не думала, — заверила Мегги, уставясь на его губы. Он шагнул к ней, но отступил и показал на очень старые картины, висевшие над лестницей.

— Это твои предки? Или Кавана? — поинтересовалась Мегги.

— Дядя утверждал, что это все Малкомы. Правда, они такие древние, что никому в голову не приходит их разглядывать. В хозяйской спальне есть портреты Малкомов. Жалкая свора. Пара распутников, гнусный негодяй, повеса и почтенный член палаты лордов.

— Теперь, став графом, ты совершишь нечто выдающееся. Я это точно знаю. У тебя есть стойкое чувство долга, ты умен и не имеешь особых пороков.

— Ты действительно этому веришь? — растерялся Томас, останавливаясь на ступеньке и глядя на нее сверху вниз.

«Веришь, что я умнее чертова Джереми? И что мое чувство долга выше?»

— О, разумеется! Я твоя жена и должна знать все качества твоего характера, как хорошие, так и плохие. Значит, дядя был младшим братом твоего отца?

— Да. Он сколотил себе состояние торговлей, о чем моя мать не любит говорить. Но человеком он был прозорливым и осмотрительным. Я согласен с его мнением: делать деньги собственными мозгами не такая уж плохая вещь, а в моем случае это было необходимо, потому что богатств у нас не имелось.

Мегги рассматривала перила, отчаянно нуждавшиеся в полировке.

— Видишь ли, мне никогда не приходилось думать о деньгах или их отсутствии. Дядя Дуглас — прекрасный финансист, и все родные доверяют ему свои накопления. Он сумел набить фамильные сундуки. По крайней мере, так говорил его управляющий.

— Откуда тебе, женщине, знать о таком?

— Я не говорила тебе, что ужасно люблю подслушивать? — без малейших угрызений совести сообщила Мегги. — Иногда мой отец приходил ко мне, если подозревал что-то и требовалось подтвердить его подозрения. Жаль, что я не успела подслушать, когда Джереми и мой отец… ах, о чем это я? Не важно.

Ах, почему Джереми здесь нет? Томас схватил бы его, поднял над головой и швырнул с лестницы на мраморный пол. А потом растоптал бы ногами. И с наслаждением слушал бы, как трещит его челюсть под каблуками.

— Откуда у тебя появилось столь неукротимое стремление подслушивать? — выдавил он.

— Унаследовала от тети Синджен, — беспечно ответила ничего не подозревавшая Мегги. — Боюсь, эту привычку уже не искоренить, милорд.

— Учту. И постараюсь быть весьма осмотрительным в словах, когда ты рядом.

— Очень мудро. Так вот, дядя Райдер унаследовал огромное состояние от моего двоюродного дедушки Брендона, не говоря уже о плантации сахарного тростника на Ямайке. Отец благодаря дяде Дугласу, который всегда занимался его финансами, тоже разбогател, а когда дальний родственник завещал ему Килдрамми, денег стало еще больше. Правда, он никогда не говорит об этом. И по-моему, не думает. Так что если ты женился на мне, желая заключить выгодную сделку, то уж никак не промахнулся.

— Спасибо. Ты права. Я получил куда больше, чем ожидал.

— И сколько я стою?

Томас снова остановился, пристально посмотрел на нее и напомнил:

— О таких вещах не говорят в присутствии дам, неужели не знаешь?

— Совсем не знаю. Меня купили. По-моему, всегда справедливо знать свою цену.

— Тебя никто не покупал.

— Отец заплатил за меня. Значит, меня купили. Ну же, выкладывай. Сколько, Томас?

— Черт возьми. Десять тысяч.

Ему хотелось лягнуть себя за глупость и болтливость. Но он выгнул бровь и принял, как ему казалось, надменный, независимый вид.

— Воображаешь, будто стоишь десять тысяч фунтов?

Мегги тяжело вздохнула.

— Всю свою жизнь я прожила, не зная ни голода, ни нужды. Если я видела отрез ткани, который мне нравился, просто приказывала послать его на дом. Мой отец потратил громадную сумму на мой лондонский сезон, а я даже не подумала об этом. И не попыталась найти мужа. После Джереми…

Ее голос упал, как камешек с обрыва.

— Что ты хочешь сказать этим «после Джереми»? — осведомился он, старательно выговаривая каждую букву.

— А… это так, абсолютно случайно. Не имеет значения. Всего лишь еще один чертов почти кузен, ничего больше. Беда в том, Томас, что я презренна и ничтожна и не понимала этого до последней минуты. Нет, если быть честной, я не стою и четверти того, что за меня отдали. Думаю, ты приобрел кота в мешке.

— Нет, — возразил Томас. — Я приобрел особу из рода Шербруков с прекрасными голубыми глазами, которые она передаст нашим детям.

— Да, постараюсь. Мне ужасно жаль, Томас.

— Чего тебе жаль? — буркнул он.

— Мне жаль, что ты был так беден после того, как твой отец развелся с твоей матерью.

— О нет, я не голодал и не нуждался. Последние двадцать лет дела дяди шли неважно, но он великодушно приютил нас с матерью. Он был прекрасным человеком. Однако должен сказать: очень обидно, когда, зная, что от тебя зависят люди, приходится изворачиваться, интриговать, строить планы и общаться с весьма неприятными людьми только ради того, чтобы иметь достаточно денег на самое необходимое. Но ситуация изменилась два года назад, когда из Китая в Геную прибыл мой первый корабль.

Он взял ее за руку и повел наверх. Ступеньки, устланные древним, донельзя изношенным турецким ковром, потрескивали под ногами.