Дочь викария - Кэтрин Коултер

— Интересно, сколько людей ходили по этому ковру?

Томас на мгновение задумался.

— Знаешь, я тоже задавал себе этот вопрос. Лет в тринадцать я решил, что здесь в свое время обитали несколько армий, в общей сложности тысяч пять человек.

— Вполне вероятно.

— Только Кромвель приходил дважды. В первый раз неудачно, а во второй — взял замок.

— Кстати, я не сказала тебе, что моя тетя Синджен — богатая наследница. Вероятно, одна из самых богатых в Англии. Она вышла за шотландского графа, который был беден как церковная мышь и жил в замке, представлявшем собой сплошные руины. Она спасла его. Может, и я чуть-чуть тебя спасаю? Считай меня одним из своих судов, нагруженным редкостными товарами и входящим в порт назначения.

— Ты — больше, чем одно судно. При мысли о твоих товарах у меня слюнки текут, — сообщил Томас с залихватской ухмылкой.

— Мне нравится, как это звучит. А насчет твоих товаров…

Он впился губами в ее губы, но тут же выпрямился.

— Мой отец тоже был очень богат, так что вместе вы меня облагодетельствовали. Наших денег хватит на многие поколения вперед.

В самом конце длинного, полутемного, очень широкого коридора устланного еще одним поношенным турецким ковром, под которым скрипели дубовые планки пола, находилась хозяйская спальня, вернее, покои. Сама спальня была настолько унылой и безликой, что Мегги пришлось крепче сжать губы, чтобы не дать воли разочарованию. Впрочем, чему удивляться после того, что она уже успела увидеть?

Просторная комната была обставлена тяжелой старой мебелью. Окна закрыты дырявыми занавесями. На полу ни единого коврика. В самом центре красовалась монументальная кровать, стоявшая на трехфутовом возвышении. Зрелище еще более угнетающее, чем гостиная.

— Очень большая комната, — выдавила наконец Мегги. — Столько свободного пространства.

— Вон там — гардеробная с удобной медной ванной, а за ней — еще одна спальня. Думаю, ты вполне можешь там обосноваться.

Гардеробная была маленькой, темной и провоняла камфорными шариками. А вот вторая спальня оказалась приятным сюрпризом. Открыв дверь, Мегги ошеломленно моргнула, ослепленная ярким солнцем. Куда подевался шторм? Она могла бы поклясться, что он по-прежнему бушует за окнами, если учесть сырость и почти полное отсутствие освещения в тех комнатах, которые она видела до сих пор. Но эта комната была белой, чисто белой, ни мазка другого цвета, и Мегги захотелось раскинуть руки и закружиться.

Она вышла на середину комнаты и уставилась на пушистый белый ковер, закрывавший почти весь пол целиком.

— О небо!

— Ты такого не ожидала? Эта комната, как ты уже поняла, называется достаточно оригинально — Белой.

— А мне ужасно нравится, Томас.

Она помедлила, не зная, как заговорить о том, что ее мучило, и Томас посоветовал:

— Просто выложи, что у тебя на душе.

— У моего отца и Мэри Роуз одна спальня. И у всех моих дядей и их жен тоже. Я видела, как дядя Колин перебрасывает тетю Синджен через плечо и несет в свою спальню, и всегда считала, что иначе и быть не может. Как по-твоему, нельзя ли и нам жить вместе?

— Ты хочешь делить со мной спальню? — медленно переспросил он, ругая себя дураком за непрошено разгоравшийся в душе огонек надежды.

— Ну да. Как я могу перевоспитать тебя, если не буду рядом все время?

— Ты права, это почти невозможно. А я нуждаюсь в перевоспитании?

— О да, но я твердо могу обещать, что через десять лет ты станешь идеальным человеком.

— Всего через десять лет?

— Я всегда была оптимисткой.

Он подошел ближе и сжал ладонями ее лицо.

— О да, я увидел это с первой нашей встречи.

Мегги привстала на цыпочки и уставилась на его губы.

— Хочешь, чтобы я тебе поцеловал?

— Да, — промычала она, покусывая его подбородок. — Если ты еще спрашиваешь, значит, боюсь, дело куда серьезнее, чем я думала, и речь идет о сроке, гораздо более долгом, чем десять лет.

Он поспешно нагнул голову и поцеловал ее. Губы Мегги были так чертовски мягки и теплы, совсем как сама она, и снаружи и внутри, включая верное преданное сердце, будь она проклята!

Томас выпрямился, но продолжал гладить ее по щеке.

— У тебя очень выразительное лицо, Мегги. Ты с первого взгляда возненавидела мою спальню, верно?

— Ее можно переделать…

— В точности как меня.

— Нет, с тобой работы меньше. Предлагаю поселиться в этой прелестной белой спаленке, пока ту приводят в приличный вид.

— Я никогда не слышал о супругах, живущих в одной спальне, без особой на то необходимости, — выговорил он с еще большим трудом. — Мало того, мне вообще трудно представить, что отец с матерью спали в одной кровати. Я хочу сказать… некоторые мужья и жены ложатся в одну кровать, только для всяких интимных вещей, но не на всю ночь. Уверена, что все твои родственники по мужской линии именно так и поступают?

— Абсолютно.

— Мне нужно подумать над этим, Мегги, — решил он.

— Вряд ли я храплю, — сообщила она. — В отличие от тебя. По крайней мере в первую ночь ты храпел. Впрочем, для тебя она оказалась весьма тяжелой, так что я не стала бы делать поспешных выводов.

Томас отнял руку.

— Может, храп и есть та причина, по которой мужья и жены расходятся по отдельным спальням?

— По-моему, Мэри Роуз в этих случаях просто толкает отца в бок. Я однажды слышала, как она ему выговаривает.

— Я подумаю над этим, Мегги, — повторил он.

Что же, Томас не упоминал о любви, но если двое не только женаты, но чувствуют себя легко и хорошо в обществе друг друга, как она и Томас, если не считать кошмара в их первую ночь, они вполне могут спать в одной комнате.

Но она не стала настаивать, обронив только:

— Вот и подумай.

А сама подошла к огромному выкрашенному белой краской гардеробу и, открыв его, увидела десятки туалетов. Внизу стояли ряды туфель. Мегги вытащила одно платье и приложила к себе. Талия завышена… значит, фасон давно устарел. Мегги повернулась, по-прежнему держа платье у груди и вопросительно склонив голову набок.

— Все это скорее всего принадлежало жене моего дяди. Тете Саре. Она умерла в восемьсот десятом, в разгар зимы. Она всегда мерзла, даже в летнюю жару. Поэтому дядя выкрасил комнату в белый цвет и велел прорубить еще несколько окон, чтобы сюда проникало побольше солнца.

— А когда скончался твой дядя?

— Два года назад. В то время я жил в Италии, в Генуе, и был целиком погружен в дела компании. По крайней мере, хоть перед смертью он знал, что теперь у меня достаточно денег на ремонт и содержание Пендрагона и все, кто живет здесь, не пропадут с голода.