В индейских прериях и тылах мятежников. (Воспоминания техасского рейнджера и разведчика) - Джеймс Пайк

Они видели, что без риска получить пулю, они не смогут воспользоваться своим оружием, и поэтому им пришлось покинуть дом. Хорошо понимая, что они отправятся в лагерь и приведут сюда еще больше людей, я поразмышлял о том, как мне дальше действовать. Ясно было только одно — я не мог сейчас идти к мосту, поскольку он очень хорошо охранялся, поэтому, когда подали ужин и я сел за стол, я убедил людей, что ничуть не расстроен случившимся — все это время я думал, как бы снова ущучить мятежников. Я тщательно подсчитал, сколько нужно им времени, чтобы добраться до лагеря, собрать людей и вернуться обратно. После ужина, на мгновение задержавшись в дверях, я сказал хозяйке, что, мне, наверное, стоит съездить в лагерь и повидаться с этими парнями, ведь я не знал, все ли с ними в порядке, и что они без сомнения могли подумать, что я весьма подозрительная личность. Хозяйка одобрила мой план, а потом я отправился в путь — вышел к широкому пшеничному полю, а потом пошел в обход его, чтобы по найденной тропинке преодолеть болото, выйти к реке, там раздобыть лодку, а потом, двигаясь вниз по течению, проплыть под мостом.

Но план мой рухнул, и, зная, что у меня не было ни секунды лишнего времени, я решил вернуться и найти своих. Я держал свой курс по звездам и шел таким образом до глубокой ночи, когда услышал за своей спиной громкий собачий лай. Я остановился и прислушался к нему — лай снова повторился, потом еще несколько раз, а затем вдруг он усилился — собак стало намного больше. Постояв и послушав, я понял, что они идут за мной. Как раз рядом со мной находилась довольно густая роща — я со всех ног понесся к ней, но вдруг, уже в нескольких шагах от нее, я, к своей великой радости, обнаружил, что я по грудь погрузился в довольно-таки глубокую речушку.

Теперь я точно знал, чтобы сумею замести свой след — выйдя на противоположный берег, попал в не очень глубокое, но очень мрачное и значительное своими размерами болото. Около часа я шел, ориентируясь только по звездам, но вскоре небо затянуло тучами, и стало так темно, что я уже вообще ничего не видел.

Я, тем не менее, шел до тех пор, пока так не вымотался, что отдых стал просто необходимостью — но болото никак не заканчивалось, и вода доходила мне до талии. Я едва не падал от усталости, когда совершенно неожиданно, обнаружил нечто светлое на фоне темной воды этого болота. Старая поговорка о том, что «тонущий хватается и за соломинку» в моем случае была как никогда верна. Я ускорил шаг и обнаружил, что это штабель новых рельсов — он на 5 дюймов возвышался над водой. Я взобрался на него, улегся, и вскоре крепко заснул. Иногда я слышал лай собак, и я так был поражен этим, потому что думал, что, должно быть, прошел десять или двенадцать миль.

На следующее утро я проснулся полумертвым от холода. Я замерз так, что еле смог встать. Я вошел в воду, которая, по этой причине показалась мне довольно теплой, и шел по ней почти полчаса, а потом, уже оказавшись на сухой земле, на задворках какой-то плантации, я глядя на поле, увидел, что как раз в тот момент, негры шли на работу. Я сразу же проскользнул к их бараку, и подойдя к их седовласому патриарху, сообщил ему, что я солдат янки и нуждаюсь в его помощи, а он ответил, что все, что он сможет сделать, будет сделано охотно и быстро. Я сказал ему, что очень хочу есть — он ушел, и вскоре вернулся с лепешкой и очень большим куском ветчины — он отдал их мне, сказав, что он рад возможности сделать что-то для «его людей», при этом добавив:

— Масса, я называю вас «нашими людьми» — «Божьими людьми» — потому что я знаю, что вы хотите освободить бедных черных людей и не хотите, чтобы их сломили, и, мучая их, словно зверей бессловесных, навсегда сделали рабами. Бог позаботится о своих солдатах — такова Его воля — а тех, что убили, он введет в Дом Славы. Хвала Господу за милость его, день освобождения близок, и тогда бедный черный человек скажет, подняв голову: «Я не зверь, я — человек!» Благодарю Тебя, Господь за то, что храбрые северные солдаты сражаются за то, что и мы станем такими же свободными, как и другие люди, и пусть Господь благословит и вас, сын мой, и я надеюсь, вы целым и невредимым вернетесь к своим людям, и ни один волос не падет с вашей головы!

Если бы я и дальше слушал его, я б, наверняка заплакал, так чувственно, и так глубоко искренне говорил этот старик. Но поскольку, мне следовало поторапливаться, на этом месте я прервал его, и в обществе молодого негра, который должен был показать мне путь через еще одно болото, я перепрыгнул через забор и вскоре скрылся в кустах.

При расставании со стариком, он спросил мое имя и полк, и последние слова, которые я слышал от него в тот момент, когда я возобновил свое путешествие, были такие:

— Святой Иаков будет молиться Господу за вас этой ночью, пусть Господь всегда оберегает вас!

Мой гид, похоже, чувствовал себя на болоте, как у себя дома — три мили мы шли по выложенным цепочкой бревнам, оказавшимся здесь словно случайно, а не намеренно, так что потом мы вышли на твердую землю даже не замочив ног. Теперь я пробрался через огромный, простиравшийся на всем пространстве между Афинами и Фейетвиллем лес, до стоявшей у дороги в Хантсвилл мельницы, и в 17-ти милях к северу от этого города, я обнаружил там нашу армию, которая прибыла туда накануне ночью.

Все лошади, что были в этих местах, были захвачены нашими людьми, я бы и сам поступил так, чтобы догнать свою команду. Тем не менее, мне пришлось идти пешком до Меридианвилля, где мне очень посчастливилось — я встретил ехавшего на маленькой повозке негра — очень хорошая лошадь была впряжена в нее, и я сразу же решил взять ее и таким образом наверстать упущенное время.

Я, конечно, прятался, пока он не приблизился ко мне, а после того, как я остановил его, я прыгнул в его повозку и умчался — не только с его лошадью, но и с самим негром, его багажом и его повозкой — все упомянутое поступило на службу Соединенным Штатам.

Я гнал изо всех сил, и прибыл в Хантсвилл как раз в тот момент, когда люди ставили палатки штаба. Я сообщил им, какова ситуация на обоих берегах реки до самой Таскамбии, и что там нет мятежников — лишь 2-й Теннессийский и 1-й Луизианский — оба кавалерийские — полки. Но мне не удалось добраться до моста, и узнать о том, что мятежники уже просмолили его, и что этот сосновый мост в любой момент мог быть легко уничтожен.

Важное сообщение для генерала Бьюэлла

После взятия Хантсвилля в нашем распоряжении оказалось очень много вагонов — удар был настолько силен, что хотя поезд уже стоял под парами, уйти ему не удалось. А затем в сторону Декейтера выступила команда полковника Турчина — спустя два часа, город уже принадлежал полковнику и над ним реял флаг республики — но моим друзьям из 2-го Теннессийского кавалерийского пришлось тяжко — они едва спаслись, но некоторые из них, которые преследовали меня, не зная о том, что ситуация изменилась, вернулись и прямиком направились в наш лагерь, где и были задержаны.

Хантсвилл пал 11-го апреля 1862 года, мы захватили огромное количество складов. Мы взяли около пятисот пленных, а на телеграфном посту нашли депешу генерала Борегара, в которой он сообщал о том, какие его силы стоят в Коринфе — их состав, расположение подразделений, опись их имущества, требуемое количество подкреплений и указание к какому времени они должны прибыть туда, а если нет, он был бы вынужден покинуть это место, а также приписка, в которой говорилось, что если этот город попадет в руки врага, «Дело Юга» будет полностью провалено. Этот рапорт я получил через несколько часов после моего прибытия в Хантсвилл — мне приказали самолично отвезти этот документ генералу Бьюэллу в Коринф — быстро и без проволочек.