Пленница дождя - Алина Знаменская

— Это ты сейчас так говоришь, — усмехнулась Элла. — А зачем тогда жить? Зачем все это? — Она обвела пространство вокруг себя рукой. — К чему весь мир? Ты сейчас меня не понимаешь, но я тебя прошу: поверь мне на слово, когда-нибудь ты поймешь, что я права. Этим рисковать нельзя.

— Значит, вы отказываетесь мне помочь, — устало заключила Саша.

— Нет, не отказываюсь, — возразила Элла Юрьевна и наконец перестала маячить перед Сашей. Она остановилась. — Мы с Игорем Львовичем могли бы усыновить твоего ребенка.

Настя с Иваном сидели во дворе Мишиного дома, пили пиво и грызли соленые сухарики. Иван пересказывал лекцию по фольклору. Настю ужасно забавляло то, что Иван оказался студентом филфака. К тому же выяснилось, что детская сказка «Курочка Ряба» несет в себе скрытый смысл, о котором Настя никогда не подозревала. В поле зрения Насти попадали Мишин дом и окно кухни. За окном кто-то маячил. Настя подумала — как жаль, что Миши сейчас нет с ними рядом и он не слышит новую версию «Курочки Рябы». Посмеялись бы. Конечно, она могла бы пересказать ему, но у нее так не получится. Миша вышел на балкон. Настя увидела огонек сигареты. Иван проследил за ее взглядом.

— Курит, — сказал он.

— Слушай, пойдем к нему! — вдруг вскочила Настя.

— Зачем? — Брови Ивана взлетели вверх.

— Я замерзла.

Пришли к Мише, когда в доме укладывали спать детей. На ночь Мишина квартира превращалась в цыганский табор. Теперь дети спали в комнате бабушки, Мишин матрас лежал на полу, а Насте отдали диван. Чтобы не мешать домочадцам, пробрались на кухню.

— Мы пива тебе принесли, — сообщила Настя.

Миша молча достал стаканы.

— Ты знаешь, Иван так интересно рассказывает! У них преподавательница по фольклору матерится! Прикинь!

— В самом деле? — без особых эмоций уточнил Миша.

— Зверски, — подтвердил Иван.

Последовал «римейк» «Курочки Рябы». Миша слушал молча, изредка хмыкая.

Потом Настя читала басню, которую выучила на занятиях по сценической речи. И изображала певицу Валерию. Потом Иван вспомнил, что уже очень поздно, и ушел. А Настя и Миша отправились спать.

Перед тем как уснуть, Настя по привычке подробно и в деталях рассказала Мише весь свой день. С утра она ходила на лекцию по истории театра. Им дали целый список литературы, которую теперь где-то нужно достать. Потом были другие предметы, это неинтересно.

А вот после обеда Регина водила их в театр и показала свою гримерную. Насте захотелось работать в этом театре и иметь свою гримерную…

— Как ты думаешь, это сбудется?

— Не сомневаюсь, — ответил Миша.

— А вот мои родители… Представляю, что сказал бы папа! Он говорит, что актриса — это не профессия. Это что-то низкопробное, даже неприличное.

— Он изменит свое мнение, — убежденно отозвался Миша.

Настя замолчала и стала думать о том дне, когда родители получат ее письмо, все узнают и дома разразится гроза. Дойдя до грозы, ее восприимчивая артистическая натура воспротивилась и заставила воображение поработать. Она нарисовала картину поспокойнее. Возможно, грозы и не случится. Поскольку родители должны скучать без единственной дочери и думать больше о ее счастье, чем о своих амбициях. Эта мысль несколько согрел ее. Настя почувствовала прикосновение покоя, сладкое приближение сна.

— Ты спишь? — выдернул ее из этого состояния совершенно не сонный голос Миши.

— Я.., нет, а что?

— Зачем ты его привела ко мне?

Настин сон разбился, как яичная скорлупа от удара мышиного хвоста.

— Как — зачем? Просто…

— Тебе нравится меня мучить?

— Мучить? Как — мучить? — Настя широко распахнула глаза и повернулась к Мише. Но сквозь темноту разглядела лишь слабый блеск его глаз.

— Ты меня подвергаешь просто нечеловеческим пыткам, Настя. Самый жестокий палач такого не придумает. Я больше не могу.

Тихий голос Миши звучал рывками, словно преодолевая препятствие.

— Я ничего не понимаю. — Настя села и завернулась в одеяло. — Ты мой самый близкий друг, я думала, что и ты…

— Я тебя люблю.

Настя поежилась. Она боялась пошевелиться. У нее возникло ощущение, что она бежала куда-то радостно и на всей скорости налетела на стену. Ударилась неслабо. И еще испытала искреннее недоумение: откуда эта стена здесь взялась? Ведь ее не было! Она не знала, что и сказать. Но Миша, вероятно, не ждал от нее слов. Он стал говорить сам, зная, что теперь она не пропустит ни одного слова.

— Я полюбил тебя сразу. В тот день, когда вы остановили нашу машину и ты начала щебетать какую-то чушь про Хлебную улицу. Дело в том, что я давно, я всегда знал, что встречу однажды такую, как ты, — хрупкую, беленькую, с легким характером. Когда ты уселась на переднее сиденье нашей машины, я понял, что это ты.

— Врешь! Тебе нравилась Саша!

Настя все еще не хотела верить, она искала, чем заслониться от этой ненужной ей правды. Неужели она теряет друга? Своего лучшего друга!

— Но ты понравилась Вадиму. Он как раз переживал свой разрыв с Гулей, был в депрессии, и, когда признался мне, что запал на тебя, я промолчал. Я подумал: пусть она сама выберет. И сделал все, как просил Вадим.

— Ты сказал Саше, что вы хотите с нами поговорить. Наедине, — вспомнила Настя.

— Когда вы отказали нам, я так обрадовался! Я решил, что раз ты не хочешь уединяться с Вадимом, то для меня не все потеряно. И еще — что мне не придется обманывать Сашу. Ведь я уже любил тебя.

У Насти в голове лихорадочно мелькали кадры их ночной эпопеи. Теперь она все видела под новым углом зрения. Многое понимала по-другому. Многое выглядело иначе и открывало для нее истинное значение.

— Когда вы все-таки вынудили нас объясняться и Саша отказала тебе…

— Я обрадовался! Мне хотелось расцеловать ее! Оставалось только ожидать, что ты окажешься такой же умницей и пошлешь Вадима куда подальше. Я был уверен, что так и будет! Я так ждал, когда вы вернетесь! Я бы все понял по глазам. Но когда вы вернулись…

— Ты сразу все прочел по моим глазам?

— Именно. Твои глаза лучились.., виноватым счастьем. Я был убит.

Настя ничего на это не сказала. Дальше можно было не рассказывать. Кадры мелькали. Они втроем! Миша за рулем, а они с Вадимом целуются на заднем сиденье! А он смотрит на них в зеркальце. Они втроем в гостях у мамы Вадима. Они — у Мишиной мамы… Как теперь понятна Мишина язвительность. Она — от боли. И что теперь? Представить Мишу в роли своего нового возлюбленного? Да нет, это невозможно! Миша — друг. Он ей нужен как друг. А больше никак. Если она станет встречаться с Мишей, уступит его натиску, пожалеет его, то она потеряет друга!