Сага об орке. Выбор сделан - Игорь Чиркунов

Блин, все превращается в какой-то фарс!

— Я тоже… сделаю все, как договорились, — сглотнув выговорила Гретта.

— Хорошо, — кивнул Гунар, — можешь идти.

— Вы что тут за торг устроили? — чуть ли не зашипела на нас Келда, когда Гретта наконец ушла в свой угол, и вновь уселась за прялку, — не видите, что с девочкой твориться? Бедняжка еле-еле слезы сдерживала!

— Насколько я понял, это было ее предложение? — Голос Гунара был холоден.

— Ну и что? Думаешь ей от этого легче? Имей совесть, Гунар Свенсон.

— Да что я, скотина бессердечная? — изумился тот, — Просто все должны были уяснить серьезность заключенного здесь дела. А насчет денег, так это твой брат затеял, до сих пор не понимаю, зачем это ему?

Я не ответил. Да и что мог сказать? Я и сам не понимал, что на меня нашло, и зачем настоял на своем долевом участии? Будто кто-то за язык тянул!

— Сказал и сказал, — буркнул я, — я тут тоже, заинтересованная сторона. Ладно, если все обговорили, то у меня еще дела есть.

Встал, не глядя на собеседников, и вышел из дома.

* * *

Остаток дня ушел на доделку щита.

— Думаю, вот такой тебе будет достаточно, — Стейн заставил встать меня в стойку, изобразить будто удерживаю щит, и что-то померял веревочкой. Еще мне пришлось немного поизображать манекен с Хельминым щитом.

— Потом будешь делать щиты под себя, а пока давай я решу, какой тебе нужен, — безапелляционно заявил плотник.

Очертив с помощью той же веревки круг, он лучковой пилой довольно ловко превратил квадрат из досок в круг, диаметром сантиметров в восемьдесят. После чего вручил мне скребок — заточенную железную планку с двумя ручками по бокам.

— Теперь пройдись по всему щиту, надо чтоб дерево было тоньше к краю.

Часа два у меня ушло на то, чтоб этим прообразом рубанка свести сантиметровые в центре доски примерно к пяти-шести миллиметрам по краям. Эдакая плоская линза получилась.

Следующим шагом Стейн выдал мне маленький коловорот — кривулину с небольшим средневековым сверлышком на конце, и я занялся проделыванием дырочек по всему краю щита. Смысл стал понятен на следующей операции — мне дали длинный лоскут вымоченной кожи, а с помощью иголки и сложенной в четверо провощенной нити, похожей на ту, что я подшиваю себе башмаки, я прошил щит по краю.

— Это не дубленая сыромятная кожа, — пояснил Стейн, — она ссохнется, и окончательно стянет доски. Пойдешь в поход, прихвати запас, будет чем щит чинить.

— Слушай, а я видел, что щиты еще кожей обтягивают, с двух сторон.

Я вспомнил Фродины щиты.

— Да, делают. — кивнул мастер, — Хотя с двух это конечно перебор. С лицевой части хорошо бы козлиную кожу наклеить, но сейчас ее нет, может позже появиться. Но вообще, большинство и так оставляют, как у тебя. Щит ведь долго не живет, зря что ли нужно, чтоб ты с собой в поход три штуки взял?

Далее Стейн выпилил в центре отверстие, и взял уже готовую ручку — палку длиной как раз в диаметр щита, заужающуюся к концам, и приколотил ее брутально выглядящими квадратными гвоздями со здоровенными шляпками. Кончики гвоздей, прошедшие насквозь загнули.

В завершении центральное отверстие закрыли умбоном — полусферической миской с бортиками, приколотив ее все теми же мега гвоздиками.

— Когда придет время щит выбрасывать, постарайся умбон забрать, — посоветовал Стейн.

Ну логично! Единственная деталь, кроме гвоздей, конечно, которую я сам не сделаю.

— А теперь, — заявил щитопроизводитель, — самое важное! Что тебе нарисовать на щите?

Оказывается, он заранее развел краски нескольких цветов.

— Слушай Стейн, а так прям важно, чтоб щит был красивым?

— Конечно! — изумился тот, — ты же с ним в бой пойдешь! Ты должен внушать своим врагам страх и трепет. И вызывать уважение остальных.

Я задумался.

— Ну… А как обычно раскрашивают щиты?

— Видишь ли, — замялся Стейн, — я не мастер, по части росписи щитов. Я обычно раскрашиваю их в клетку, или полосами…

— Ладно, — махнул рукой, — давай кисточку, ща что-нибудь придумаю…

И я придумал.

Сначала закрасил умбон красной краской. Конечно, она была не той красной, к которой привык я, скорее бурой, как полы в старых домах. Потом закрасил все поле зеленой. А под конец взял черную, и нарисовал две дуги во всю ширь — над умбоном и ниже.

— Что-то не пойму, что ты рисуешь… — наморщил лоб Стейн.

А я от дуг пустил расходящиеся черточки, а поле внутри дуг, до умбона забелил белой краской.

— Ну как? — я повернул щит к Стейну.

Того передернуло.

— Отверни, — скривился он, — сам придумал?

— Да. А что?

Я оглядел получившийся глаз. Особенно цеплял красный зрачок.

— Не хотел бы я выходить против такого. — все еще морщась пробормотал Стейн, — Это чей глаз?

— Не знаю, орка наверно. Видишь — кожа зеленая.

— Хорошо бы так… Но ты все равно, держи его на всякий случай глазом к стене.

* * *

Ночевать я естественно остался у Гунара. И как обещали, мне выделили свободную комнату. Когда в доме все улеглись, Гретта тихой мышью прошмыгнула под одеяло, замерла рядом, напряженная. Чертово ночное зрение! Скудного света одинокого светильника из комнаты, да еще пробивающегося сквозь плетеную загородку мне все рано хватало, чтоб разглядеть ее напряженное лицо.

А мне то каково! Чувствую себя просто по-дурацки! Первый раз, когда я с девушкой под одним одеялом, и… такое! Словно и не самым кайфовым на свете делом собираюсь заняться с симпатичной подругой, а отрабатываю не очень приятную обязаловку.

Повернулся к ней.

— Ты как?

Господи, сам чувствую, что за глупость несу!

Протянул руку, провел по волосам, по щеке…

— Асгейр, — Грета как перед прыжком в воду повернулась ко мне, — не говори ничего, ладно?

— Да…

Она мне даже договорить не дала. Девушка как с цепи сорвалась, настолько неистовой я ее еще не видел, не ощущал. Как будто прорвало незримую плотину, и поток накопившейся энергии вырвался, сметая преграды.

Не сразу, но ее безумие завело и меня. Постарался выкинуть из головы все слова, что хотел сказать себе в оправдание, все что хотел сказать ей в поддержку. Только я и она, два тела и одна кровать с соломенным матрасиком…

Когда все закончилось мы оторвались друг от друга. Как в дешевой рекламе или плохих сериалах, не хватало только совместного «Ах!», призванного продемонстрировать зрителям, что мы только что имели бурный секс.