Одноклассник, который знал все - Андрей Дышев

Пришлось идти к метро – там, во всяком случае, можно было согреть ноги.

Но с теплой вентиляционной решетки меня вскоре прогнал милиционер. Пришлось идти на улицу. Словно бездомная собака, я поплелся в поисках источника тепла. Где-то на пустыре, между гор мусора, полыхал костер. Я сел рядом с ним на кучу картонных коробок, сунул нос в воротник и пожелал себе заснуть и не проснуться. Но меня вернул к жизни какой-то черный от грязи и копоти мужик. Он стукнул меня в плечо и протянул бутылку с вонючим пойлом. Я выпил. В животе загорелась лампочка, в мозгах просветлело. Я огляделся по сторонам и увидел, что вокруг костра сидят, по крайней мере, два десятка человек. По рукам ходили бутылки и буханка хлеба. Я отщипнул черствую корку, сунул ее в рот и стал медленно жевать.

Всюду жизнь.

И вдруг в этом странном мире, где, стреляя искрами, горели деревянные ящики и люди окружили костер, словно тени, раздалась мелодичная трель. Тени вскинули головы. Я тоже посмотрел по сторонам, как вдруг вспомнил, что у меня в кармане по-прежнему лежит мобильный телефон – вещь совершенно несовместимая с обществом, которое приняло меня.

Я вытащил трубку, с ужасом глядя на маленький предмет в тонком кожаном чехле, который с легкостью проложил мост от нищенского дна к моей прежней сытой и теплой жизни.

– Слушаю, – сказал я со страхом.

Все обитатели мусорной свалки с неменьшим страхом смотрели на меня.

– Что ж ты не держишь своего слова? – услышал я тихий голос «друга». – Обещал, что через пять дней мы встретимся в Шереметьеве! Я даже на платное объявление не поскупился. Хожу по залам, жду тебя.

– Что?! – хриплым голосом крикнул я. – Это ты?! Это ты?!

Я задыхался от гнева. Я не мог выразить всю свою ненависть к этому человеку, настолько она была велика. Это он во всем виноват! Из-за него жизнь моя дала трещину! Из-за него я сейчас мерзну на мусорной свалке! Негодяй! Я убью его!

– Мы же договорились, – весело говорил «друг», – что встретимся. Так подъезжай, поговорим!

– Если я подъеду, – произнес я, – то тебе будет плохо.

– Мы еще посмотрим, кому из нас будет плохо, – нагло заявил он.

– Ты где? – сквозь зубы процедил я.

– В здании аэропорта. На втором этаже. Там, где экспресс-кафе.

– Я приеду, – пробормотал я и отключил телефон.

Тени перестали жевать, пить и курить. Они молча смотрели на меня.

– Мое место не занимать! – сказал я, кивая на смятые коробки. – Я еще вернусь!

– Водки! Водки привези! – раздались со всех сторон сиплые, простуженные голоса.

До аэропорта я добирался очень долго. Билетерши выкидывали меня из автобуса из-за отсутствия денег, но я дожидался следующего, проезжал на нем одну остановку, и меня снова выкидывали. «Друг» звонил через каждые полчаса, спрашивал, как идет мое продвижение. Я, сжав зубы, отвечал, что мы обязательно встретимся.

Наконец контролеры выкинули меня из автобуса в аэропорту Шереметьево. Я чувствовал, как меня начинает охватывать волнение, словно мне предстоял боксерский поединок на ринге. «Это же тщедушный, злобный старичок, – думал я. – Почему же меня всего трясет? Неужели, я его боюсь?»

– Ты уже в аэропорту? – спросил «друг» по телефону. – Поднимайся по эскалатору на второй этаж. Не отключай трубку…

Я протискивался сквозь кордоны встречающих с цветами и поток пассажиров с чемоданами. Я должен был сейчас находиться среди этих людей в роли пассажира. В дорогом костюме и с «дипломатом» в руке. У меня в кармане должны были лежать билет в какую-нибудь красивую европейскую страну и чистая, как совесть, таможенная декларация. От меня должно было пахнуть дорогим французским одеколоном, а сто граммов мартеля приятно согревали бы душу и легко кружили голову. И впереди меня ждал бы недолгий перелет, банк с моим счетом, роскошная гостиница и услужливые портье. Это обязательно должно было наступить! Мне выпала счастливая карта, и я сделал все, чтобы завершить партию в свою пользу. Я, умный, удачливый, вроде бы все рассчитал и продумал.

Но что случилось? Почему вместо пятизвездочного отеля в Париже, Копенгагене или в Лондоне меня ждет мусорная свалка на задворках Москвы?

Я встал на ленту эскалатора. По залам эхом разносились слова диктора, объявляющего посадку на очередной рейс. Моя душа корчилась от боли. Какая несправедливость! Почему кто-то улетает, а я нет? Почему этот мелкий лысый старик смеет издеваться надо мной? Кто ему дал на это право? Кто он такой?

– Ты уже дошел до экспресс-кафе? – спросил «друг». – Теперь иди дальше вдоль щита с расписанием, прямо на стойки таможенного контроля…

Мое сердце колотилось, как церковный колокол. Я чувствовал, что злость уступает место страху и неуверенности. Я шел все медленнее, исподлобья глядя по сторонам, стараясь заметить лысого академика раньше, чем он увидит меня. Кажется, я оставлял себе шанс резко развернуться и уйти, так и не встретившись с ним.

– Ага! – воскликнул «друг». – Я уже вижу тебя! Теперь возьми чуть левее – к столу, где пассажиры заполняют декларации…

Отступать было поздно. Надо было сжать зубы, стиснуть кулаки, решительно подойти к нему и с ходу ударить его в лицо. На крайний случай дать пощечину. Но я обязан был что-то сделать. Святое дело рассчитаться с человеком, танцующим на моем несчастье.

– Иди прямо…

Я медленно брел к столу, глядя себе под ноги. Главное, не сломаться, не струсить. Не сломаться, не струсить…

Я вскинул голову и прямо перед собой увидел Аристарха Софроновича, Настю и Чемоданова.

– Здравствуйте, молодой человек, – первым поздоровался профессор, пряча в карман пальто трубку мобильника. – Хорошо, что рейс на час отложили, иначе мы бы уже не встретились.

Я остановился перед троицей как вкопанный. Удар был настолько сильный, что я сразу понял: я уже и сломался, и струсил, и дай бог сил защититься от новых ударов.

– Привет, – сказала Настя, легко и просто улыбаясь. – Познакомься, это мой муж Виктор.

Она кивнула мне на Чемоданова.

Они вызвали меня, чтобы всласть поиздеваться надо мной! Собрались лететь в Америку! Чтобы присвоить себе мои деньги. Пусть летят! Земля дрогнет от моего гнева. Я добьюсь справедливости. Договор лежит у моего сердца.

– Мы ждали тебя, чтобы ты принял участие в торжественном акте нашего бракосочетания, – промяукала Настя и прикрыла плутоватые глаза. – Но ты куда-то исчез.

Я посмотрел на профессора, на его благородное, умудренное жизнью лицо.

– Ладно, – произнес я, – Настя молодая и глупая. Но вы, Аристарх Софронович… Неужели вам не страшно за то, что вы сделали со мной? Совестью прикидывались. А сами? Лгали мне столько времени.

– Вы заметили, как изменились? – спросил профессор, натягивая на руки тонкие кожаные перчатки. – Мне приятно отметить, что в вашем словарном запасе появилось слово «совесть». Вы уже не столь самоуверенны? Не считаете, что крепко стоите на ногах, что держите бога за бороду?