Одноклассник, который знал все - Андрей Дышев

Лавров, казалось, не обращал внимания на мою возню с кабелями. Он ходил по комнате и покачивал головой, словно мысленно спорил с самим собой. Я уже опустил пальцы на клавиатуру, но тут вдруг Лавров по-доброму произнес:

– Не усугубляйте свое положение. Отойдите от компьютера. Я же все равно понял, что вы собираетесь сделать.

Я не послушался. Потупив взгляд, я медленно тянулся рукой к кнопке монитора. Пусть знает, но улика будет уничтожена! Даже если он сейчас кинется на меня, я все равно успею ввести команду.

Лавров усмехнулся.

– Какой же вы, однако, настойчивый! – сказал он. – Наверное, не стоило вас утруждать, потому как необходимое доказательство у меня уже есть. Да оставьте вы в покое ваш компьютер! Не буду я его трогать. Взгляните на меня!

«Это уловка!» – подумал я, но голову все-таки повернул.

Лавров вынул из кармана пальто мятый почтовый конверт, вытащил из него письмо, развернул и зачитал вслух:

– «А еще хочу похвастать перед тобой, милая Настя, что я завершаю работу над диссертацией. Тема ее тебе мало что скажет: "Течение с образованием волн разрежения при обтекании угла сверхзвуковым потоком", но для меня это значит очень многое…» Ну, и так далее. Датировано письмо двадцать седьмым августа прошлого года.

«Значит, Настя продала меня окончательно, – подумал я, тупо глядя на жилистую руку Лаврова, которой он держал письмо. – Ее арестовали? Или она донесла на меня добровольно?.. А какое это имеет теперь значение!»

Я сел на пол и обхватил голову руками.

– Ну, ладно, ладно! Не умирай! – заботливым голосом произнес Лавров и потрепал меня по затылку. – Комиссия по определению степени секретности только приступила к работе… Собирайся, поедем.

– Куда? – безвольными губами шепнул я.

– Как – куда? – радостно сказал Лавров. – В отделение.

«Чемоданов предупреждал меня, что будет использовать секретные материалы, – думал я, не в состоянии вспомнить, куда я дел свои ботинки. – Почему же меня это сразу не насторожило?»

Мы вышли в ночь. Лавров подошел к серой, забрызганной грязью машине, открыл ключом дверь и кивнул мне на переднее сиденье.

– Садись, – сказал он.

Мы поехали. Не знаю, куда он меня вез, – улицы были темными.

– Не умирай, – повторил он. – В комиссии не боги сидят. Обыкновенные пенсионеры, которые когда-то давно имели отношение к науке. Поковыряются они в твоей диссертации, напишут расплывчатое резюме, где что-то среднее между «да» и «нет». А потом придут ко мне и спросят: Петрович, так какой вывод писать? А все зависит от того, найдет ли следствие в твоем поступке преступный умысел.

Я так резко вскинул голову, что ударился темечком о потолок кабины. Если я не ослышался, то Лавров совершенно открытым текстом говорил мне: «Как ты со мной договоришься, так и будет». «Невероятно! – подумал я. – Все продается!»

– А что надо сделать, чтобы вы… чтобы сказали… – мучился я, не зная, как точнее сформулировать вопрос.

– Что секретных сведений в диссертации нет? – пришел на помощь Лавров, но тут же переключил внимание на управление машиной: – Вот же прыткая какая! Так и норовит под колеса сигануть!

Он круто вывернул руль и включил магнитолу. У меня появилась надежда, что мне много не дадут. Я так глубоко погрузился в раздумья о своей судьбе, что не заметил, как мы приехали.

Лавров провел меня мимо дежурного с автоматом, который приветственно вскинул руку, подошел к тяжелой двери, обитой металлом, и позвонил. Лязгнул замок. Мы зашли в холл, где за толстым стеклом сидел дежурный по отделению.

– Добрый вечер, Константин Петрович! – поздоровался он.

Темная лестница, ведущая на второй этаж. Снова коридор, в котором гулким эхом отзывались наши шаги. Множество пронумерованных дверей. Лавров открыл ключом одну из них и жестом предложил зайти. Это был прокуренный кабинет со старой ведомственной мебелью. Лавров предложил мне сесть, а сам принялся заваривать чай. Молчание становилось невыносимым, но я понял, что все мысли Лаврова заняты размером взятки, которую он намеревался с меня востребовать. Я приготовился отдать за свободу все, что у меня еще осталось.

Наконец Лавров поставил передо мной чашку, налил в нее чая, сел напротив и стал курить. Он курил и смотрел на меня, а я, обжигаясь, пил крепкий, как чифирь, чай и думал о том, что, если попаду на нары, Настя не станет меня ждать и вернется к Чемоданову.

– Ну что с тобой делать, Савельев? – спросил Лавров.

– Я могу заплатить, – с трудом произнес я, исподлобья глядя на Лаврова.

Он вдруг рассмеялся, затушил сигарету и отставил пепельницу в сторону.

– Ты по-прежнему думаешь, что все можно купить?

Меня поразил его вопрос, в котором таилась скрытая осведомленность.

– Не все, но… – пробормотал я, пытаясь смягчить прямолинейность своего предложения.

– Далеко не все, – перебил Лавров, и лицо его стало жестоким. – Меня, например, невозможно.

У меня все оборвалось внутри. «Вот это вляпался!» – подумал я.

Лавров достал из ящика стола лист бумаги с отпечатанным на нем мелким текстом и протянул мне.

– Это подписка о невыезде, – сказал он. – Иди домой, закройся и сиди тихо, как мышь. Когда будет надо, я тебя вызову.

Я готовился к следственному изолятору, обыску, допросу, протоколам, а тут вдруг – иди домой! Боясь, что Лавров вдруг передумает, я торопливо подписал бумагу и встал из-за стола.

– Иди, иди! – махнул он на меня рукой.

Я вернулся в свою вонючую хрущевку как во сне. Скинул с себя куртку, ботинки и забрался на тахту под одеяло. Буду спать до тех пор, пока не вызовут на допрос. Закрою глаза, и весь этот продажный мир исчезнет. И останутся только яркие и счастливые сны. И не нужны мне ни Настя, ни доллары, ни особняк. Счастье в том, чтобы ни от кого не зависеть и ничего не хотеть.

Не знаю, сколько я проспал. Но когда открыл глаза, за окнами по-прежнему было темно. Наверное, такое свойство у этой квартиры: сюда никогда не проникает солнце. Я лежал, глядя на потолок, и прислушивался к шороху в прихожей. Кто-то ковырялся в замке. «Опять милиция? – почти равнодушно подумал я. – А почему не звонят?»

Дверь тихо скрипнула. Щелкнул включатель. По полу загромыхали тяжелые ботинки. «Да тут, наверное, целое отделение!»

– Я не понял, Сашок, а что это за коробки? – раздался чей-то голос.

– А хрен ее знает, – отозвался второй. – Может, моя стерва уже вещи упаковала?

Я резко вскочил с тахты и, щурясь, посмотрел на освещенный лампочкой дверной проем. В прихожей стояли трое небритых мужчин в спортивных шапках, надвинутых на глаза. Они тоже с удивлением уставились на меня.