Оперативный псевдоним «Ландыш» - Вера Эдуардовна Нечаева

— Гельмут ждет тебя в Женеве, — ахнула Мария, увидев на пороге Олю с ребенком и чемоданом. — Если бы ты знала, как мы скучали без Ленхен.

Оля благодарно посмотрела на Марию, пытаясь таким образом выразить всю полноту своих чувств.

— Девочка моя! — мягко сказала Мария. — Не плачь. Вы с Ленхен вошли в нашу жизнь. И мы рады этому.

Только в этот момент Ольга поняла, что по щекам у нее струятся слезы. Мария взяла малышку на руки, нежно прижала к себе.

«Наверное, точно так сделала бы сейчас моя мама, — грустно подумала Оля. — Спасибо, что у меня есть Мария и Гельмут. С ними я чувствую себя защищенной. И мне так хорошо от этого».

На следующий день началась работа.

— Моника! — за завтраком ее дожидался Гельмут. — Надо кое-что отправить в Центр.

— Хорошо, — покорно ответила Оля.

— Скажем так. Клиент готов к внедрению. Это сложно для тебя?

— Пусть девочка поест, Гельмут, — строго сказала Мария. — Потом…

— А как же документы Отто? Их же надо… — начала Оля.

— Ты не очень внимательна, девочка моя. Мы передали их еще вчера. Не волнуйся.

Когда шифровка была уже готова, Гельмут внес коррективы.

— Подпись «Брат». Так будет лучше.

«Брат? — подумала Оля. — Это точно не Гельмут. Наверное, Штерн».

Она позвонила Густаву с почты.

— Я сегодня же позвоню, дорогая. Не волнуйся. Ты правильно записала последний номер телефона? — спросил он.

— Да. Все правильно, — про себя Оля отметила, что Густав помнит ее позывной. — Я позвоню тебе завтра.

Весь день она не находила себе места.

«Странно, — думала она. — Я почти люблю Густава, но только когда его нет рядом. Я переживаю за него, волнуюсь. Куда все это исчезает потом?»

Ответа она не знала.

Ленхен очень понравилось внимание Марии. Девочка улыбалась, протягивала ручки, и неожиданно произнесла первое слово: собственное имя.

— Умница! — похвалил Гельмут. — Никого не обидела. Лена. И все тут.

К вечеру настроение у ребенка изменилось, даже температура появилась. Ночью выяснилось, что это прорезываются сразу четыре зуба.

— Малышка напомнила, что мы ей не подарили ложечку, — радостно сказала Мария. — Я думаю, Гельмут, Моника может позвонить от нас.

Ответ был коротким: «Начать операцию клиент. Сокол».

Густав, как всегда после эфира, был горд и самоуверен. В такие моменты Ольга любила его меньше даже на расстоянии.

— У Ленхен режутся зубки, — радостно сообщила она, но Густав уже положил трубку.

— Гельмут, — осторожно спросила она «дядю», — вы знаете, кто такой Сокол?

— Да.

Оля прочитала ему ответ. И Гельмут буквально испарился из дома. А Оля подробно рассказала Марии о своей жизни и о странном поведении Густава.

— Тебе стоит сказать мужу, что у вас больше не будет детей. Он сразу успокоится, поверь мне, — утешила «тетя». — Если Ленхен будет тебе очень мешать, привези ее нам. Мы наймем ей няню. А приютом Отто просто пугал тебя. Я отчасти могу понять его.

Через два дня Оля уезжала домой.

— Мы будем заняты в Рождество. А вот весной постараемся помочь тебе, — утешила Олю Мария. — Скорее бы второй фронт, будет полегче. Но они все тянут и тянут.

Гельмут довез Ольгу с дочкой до последней станции на своей стороне. В Берлине она пересела на свой поезд, так и не дождавшись Отто.

«Значит, ему нечего передать. А лично я никому, кроме Ленхен, не нужна».

Как и предполагала Мария, новость о невозможности новой беременности обрадовала Густава.

— Ты для этого ездила туда? — спросил он, стараясь говорить спокойно.

— И для этого тоже, дорогой, — нежно сказала Ольга.

«Боже, как все просто, — подумала она. — Как же я сама не догадалась».

В ту же ночь Густав постучал к ней в спальню. Он был так взволнован, так счастлив, что Ольга едва не зарыдала от возмущения. К счастью, муж этого не заметил.

Надвигалось Рождество. Немцы вокруг уже не были так радостны и беззаботны. Почти в каждой семье кто-то воевал. Были убитые, раненые… Всех объединяло одно желание — победить. И как можно быстрее. Вера в победу была еще сильна. А Оля злорадствовала, но внешне вела себя как образцовая немка, что очень забавляло Густава. Работы у него не было. Деньги таяли. Клаус не звонил. Отто тоже не объявлялся. Соседи почти не докучали Оле, понимая, что она занята ребенком. Фрау Юта обходила их дом стороной.

Наконец, наступил 1944 год.

— Густав, давай выпьем за то, чтобы закончилось эта война, — предложила Оля в полночь. — И чтоб все были живы.

— Прозит, детка. Пойдем спать, пока Ленхен не проснулась.

Теперь это была любимая фраза Густава, означавшая, что он придет к Ольге.

«Если ему это нравится, — думала она. — Я не против».

«За» она тоже не была.

«Но долг превыше всего, — смеялась она про себя. — Любой долг. Даже этот».

С января она начала отправлять письма «До востребования». Писем было немного. Главное, что приходилось каждый раз ехать в другой город.

В марте Отто назначил встречу в квартире.

— Тебе придется на днях поехать в Линц. А сегодня отправь из Берлина вот это. На почте в Линце спросишь письмо для себя. Постарайся посмотреть, что у них лежит в ящике.

— Спросить на мою фамилию или Густава?

— Лучше Густава. Пусть поищут. Мне кажется… да что там. Я уверен. Наши письма больше не доходят. Но надо убедиться. Рядом с их домом есть кафе или магазин?

— Нет. Только трамвайная остановка.

— Тогда прокатись на трамвае. Сообрази сама.

Отто был погружен в свои мысли.

— Когда ехать?

— Сегодня вторник. Поезжай в четверг. Письмо отправь сегодня. В четверг оно точно будет на месте.

Густав — о счастье! — согласился остаться с дочкой. В десять утра Оля была уже на почте в Линце.

— Мужу предлагали здесь работу, а мой брат лежал в госпитале. Я дала ему этот адрес на всякий случай, — грустно рассказывала она женщине, которая тщетно пыталась найти несуществующее письмо. — Брат часто пишет «s» как «с» с закорючкой внизу. Посмотрите, пожалуйста, на букву «с».

Мужчина с газетой сидел напротив окна выдачи корреспонденции. Он шумно перелистывал страницы, закидывал ногу на ногу.

«Следит, — подумала Оля и в то же мгновение, слегка наклонившись вперед, увидела три последних письма, которые она отправила. — Вот и все. Опять провал. А этот с газетой ждет, кто придет за нашими письмами».

Она поблагодарила и пошла к вокзалу пешком. За ней никто не шел. У вокзала она села на трамвай и проехала мимо нужного дома. Все шторы на окнах были спущены. Возле подъезда курил мужчина в штатском.

Оля вышла на следующей остановке, потому что увидела булочную. Пришлось купить два пирожка