Сожженные мосты - Александр Афанасьев

Если заборы крепкие — то и соседи хороши.

С вертолета можно было видеть, что творится на улицах. Уличная торговля — оживленная, как и во всех городах Востока, огромное количество машин — на Востоке предпочитали внедорожники самых разных видов, много народа на набережных. Прогулочные теплоходы на Тигре, полные народа, почти нет полиции. Устремляющиеся ввысь минареты и спорящие с ними своей роскошью золотые луковки православных куполов. Кажется просто невероятным, что находятся люди, вознамерившиеся уничтожить все это. Чего они хотят? Паранджу на всех женщин? Массовые казни неверных на площадях перед мечетями? Запрет на телевизор? Где-то я читал, что мусульман-ортодоксов жутко возмущает то, что правоверные носят, простите, трусы. Сложно придумать что-то безумнее требования отказаться от трусов.

Но эти люди для того, чтобы их голос был услышан, взрывают и убивают. Здесь, как и по всему Востоку, до сих пор не искоренены исламские комитеты. В Багдаде максимальное влияние они имеют в районе Ишбиля[94]. Очень простое решение — если ты беден и необразован, обвинить во всем русских. А бедны и необразованны в этом районе люди, потому что родители запретили им посещать бесплатную русскую школу — в их понимании, никакой иной школы, кроме медресе, где преподает мулла, сам совсем неграмотный, — быть не может. До сих пор в этом районе детей вывозят в школы на бронированных автобусах, некоторые семьи заставляют отдавать детей в школу…

Шасси вертолета коснулись земли, первыми выпрыгнули телохранители, образовали нечто напоминающее охраняемый периметр — после того как эти обормоты ничего не сделали для спасения жизни наследника, им надо было показать свое усердие. Затем вышел из вертолета я, следом — принц Хусейн. Направились к встречающим. Принц Хусейн на ходу раздраженно что-то сказал на фарси своим нукерам, и они остались на местах. Плохо, что я не знаю фарси.

Среднего роста, подтянутый загорелый мужчина с седоватой щеточкой ухоженных усов на загорелом лице и с глазами черными, как маслины, шагнул нам навстречу. Одет он был в генеральскую форму, на боку — кавалерийского образца шашка.

— Князь Теймураз Абашидзе, генерал от кавалерии армии Его Величества, генерал-губернатор Месопотамии, честь имею[95], — церемонно представился мужчина.

— Князь Александр Воронцов, контр-адмирал флота Его Величества, посол Его Величества при дворе Их Светлости Шахиншаха Персидского, честь имею, — представился по всей форме и я. — Со мной наследный принц Персии, их высочество Хусейн Хосейни. Прибыли с неофициальным визитом в ваши земли.

— Милости просим, — отозвался князь.

Рукопожатие было крепким и быстрым — типичным для кавалеристов. Такого же рукопожатия удостоился и принц.

— С вами что-то произошло по пути сюда? — осведомился князь.

Одежда наша и впрямь недвусмысленно свидетельствовала об этом.

— Ваше превосходительство, наш вертолет остался лежать в водах Персидского залива, — не вдаваясь в излишние подробности, ответил я.

— В таком случае, господа, я буду рад, если вы, прежде чем продолжить свой путь, воспользуетесь моим гостеприимством, — невозмутимо произнес Абашидзе.

Тот же день

Дворец генерал-губернатора

Дворец генерал-губернатора, как я уже упоминал, находился прямо рядом с аэропортом и представлял собой весьма занимательное зрелище. Дело в том, что располагался он на территории крупной военной базы и под ним был оборудован трехэтажный (кое-кто утверждал, что есть еще два замаскированных этажа) командный пункт. А двухэтажный дворец с колоннами как бы прикрывал его сверху.

Служебное жилье, в общем.

Я переоделся в один из костюмов, любезно одолженных генерал-губернатором — благо по росту и по комплекции мы почти похожи. Принц Хусейн выбросил превратившийся в тряпку костюм и надел новый, срочно привезенный из консульства, парадный, несколько неуместный в данном случае — но все же лучше, чем тот, который так неудачно искупался. Сейчас мы сидели втроем, подобно плантаторам из романов про старую добрую Британию, и ждали, когда нам принесут вина.

Вино нам принесли — не в бутылке, а в огромном палестинском зире[96]из глины. Насколько я помнил — у рода Абашидзе большие земельные владения в Палестине. Это и неудивительно — с игровых-то денег[97].

Князь ловко раскупорил кувшин, наполнил три больших сосуда — не бокала, а именно сосуда, кроваво-красным вином.

— Извините, господа, рог[98]вам предложить не могу.

Вино было просто изумительным. Густое, как кровь, бордово-красное, с сухим, очень простым и сильным вкусом.

— Изумительно. Ваше превосходительство, это самое лучшее вино, какое я пил за всю свою жизнь. Его стоит поставлять ко двору.

Князь Абашидзе подмигнул.

— Вы совершенно правы, сударь.

— Это с ваших виноградников?

— И тут вы правы. Только где?

— В Грузии, где же еще.

Князь развеселился, как ребенок.

— А вот и не угадали, сударь. Это вино с моих новых виноградников в Палестине. Моя супруга пестует это хозяйство уже двенадцать лет, и это первый урожай, который удался. Признаться, это больше ее заслуга, чем моя.

— В Палестине? — изумленно вымолвил принц Хусейн.

Его можно было понять — вино из Палестины обычно относилось к категории худших.

— Именно, молодой человек, именно! — назидательно поднял палец генерал-губернатор. — Вот что получается, когда за дело берутся настоящие виноделы. Там большинство земель заняли евреи, но они никогда не были и не будут виноделами! А мои виноградники расположены в местечке Хирбет Истамбулие, не самом лучшем, надо сказать, для лозы, но даже там удается делать такое чудное вино.