Приключения ваганта - Виталий Гладкий

А еще Андрейку позабавили суеверия капитана и матросов судна. Дед Кузьма учил внука не обращать особого внимания на разные поверья. «Мужики, чай, не бабы, — говорил он сурово. — Это они всего опасаются и пытаются отвести беду (часто мнимую) разными ухищрениями. От нечистого все равно не спасешься, ежели он надумает человеку сделать зло. Будешь шарахаться в сторону от каждой приметы или дурного знака — с места не сдвинешься. Делай свое дело, и будь, что будет».

Оказалось, что на «Лауре» и чихнуть не позволялось запросто. При отплытии нельзя было чихать на левом борту, потому как это признак предстоящего кораблекрушения. Из-за этого приходилось бегать на другой борт — чих на правом борту предвещал удачу в плавании. А еще на судне нельзя было свистеть, потому что мог подняться сильный ветер и начаться шторм. На свист имел право только штурман — с помощью специального «заговоренного» свистка. Когда на море устанавливался полный штиль, синьор Джироламо, повернувшись в сторону кормы, высвистывал несколько мелодичных трелей. Как объяснил Андрейке кто-то из матросов, количеством посвистов заказывались сила ветра, его продолжительность и направление.

Но, что самое интересное, свисток и впрямь был чудодейственным! По крайней мере так решил Андрейко. Спустя какое-то время после художественного свиста в исполнении штурмана начинал дуть ветер, притом строго по курсу судна, со стороны кормы. Капитан Монтальдо возносил благодарственную молитву (уж неизвестно, кому именно; наверное, святому Николаусу) и с торжественным видом выливал в море кубок вина. Так он ублажал морские божества. А их, судя по его рассказам, было чересчур много.

Здесь были и чудовищный змей Левиафан, и Кракен (правда, он обитал в северных морях), и русалки (оказывается, они водились не только в Днепре и озерах), и прочие неведомые страшилища, которые только и ждут встречи с кораблем, чтобы утащить его на дно. Кроме этого был еще и «Летучий голландец». Этот корабль Господь обрек на вечные скитания за грехи своего капитана. Даже в полный штиль «Летучий голландец» мчался под всеми парусами на большой скорости. Встреча с экипажем призрачного корабля, состоящего сплошь из скелетов, очень опасна. Любое судно, повстречавшее на своем пути «Летучего голландца», обречено. В лучшем случае оно сядет на мель, и экипаж может охватить временное безумие. А в худшем…

На этом месте своего повествования Доменико Монтальдо многозначительно умолк, перекрестился и схватился за кубок с вином. Он был большим любителем этого напитка и постоянно угощал молодых людей, которые к вечеру начинали нетвердо держаться на ногах. Но отказываться от угощения было неприлично, и Андрейко стоически терпел это надругательство над своими принципами — он не сильно был падок на спиртное, потому как дед Кузьма относился к разным горячительным напиткам неодобрительно и употреблял их лишь по церковным праздникам.

Что касается Ивашки, то он пил вино с удовольствием и много. У Немиричей в погребе всегда стояли бочки с пивом и вином. Юный Ивашка посещал погреб тайком, потому как ему позволяли выпить лишь за праздничным столом, и то немного, притом кислого крымского, которое способно утолить только жажду и от него нельзя захмелеть. А Ивашка в погребе нацеживал в личную фляжку дорогого заморского вина и потом сибаритничал где-нибудь в саду, под кустом, — в холодке…

Приключение случилось, когда судно капитана Доменико Монтальдо пересекло Ионическое море (конечно, это был риск, но вполне оправданный) и приблизилось к входу в Мессинский пролив. Стояло превосходное утро, свежий ветер подгонял «Лауру», словно всадник свою лошадь шпорами, и тяжелое неповоротливое судно, казалось, взбрыкнуло и понеслось по мелкой волне с гораздо большей скоростью, чем обычно. Капитан благодушествовал, Ивашко и Андрейко отдыхали после сытного завтрака, нежась под ласковыми лучами утреннего солнца, а изрядно уставший от многочасовых бдений впередсмотрящий (который, кстати, обязан был смотреть не только прямо по курсу судна, но и по сторонам, а также в направлении кормы) и вовсе прикорнул. И не будь штурмана, синьора Джироламо, у которого чутье на опасность было, как у доброй охотничьей собаки на дичь, путь юных киевлян мог закончиться не в Париже, а на невольничьем рынке в Джебре.

Две небольшие, но шустрые пиратские посудины выскочили из-за скалистого островка как нечистый из ларца. Их туго натянутые косые паруса ловили малейшее дуновение ветра, и они мчались, словно борзые. Синьора Джироламо обеспокоил этот островок, едва «Лаура» оказалась вблизи него. Будучи в хорошем подпитии, Доменико Монтальдо сообщил Ивашке и Андрейке по большому секрету, что в прежней жизни угрюмый молчун Джироламо был морским разбойником, но затем, женившись, остепенился и уже более семи лет ходит в помощниках капитана торгового судна.

Синьор Джироламо пристально вглядывался в тень, которую отбрасывали высокие скалы островка. Ему казалось, что там происходит какое-то шевеление. И едва пиратские суда показали из-за острова свои острые хищные носы, он закричал:

— Тревога! Пираты! К оружию!

«Лаура» мигом стала напоминать разворошенный муравейник. Но это не была паника. Просто члены команды и арбалетчики торопились побыстрее надеть на себя воинское облачение и занимали исходные позиции для отражения предстоящего абордажа. А что он будет, сомнений ни у кого не возникало — конечно же пузатая неповоротливая «Лаура» ни в коей мере не могла соревноваться по скорости с пиратскими дау[49].

Едва пиратские суда приблизились, принялись за дело арбалетчики. Ими можно было залюбоваться — так быстро и слаженно они производили все необходимые действия. Арбалеты у них были простыми, со «стременем», поэтому тетиву натягивали руками, что получалось значительно быстрее, нежели у арбалета с воротом. Стреляли наемники очень точно, и пираты в этом вскоре убедились. Но и они не замедлили с ответом — рой стрел обрушился на палубу «Лауры». Конечно, целиться из лука при бортовой качке было весьма сложно, и большинство стрел ушло мимо цели, однако несколько матросов были легко ранены. Что касается арбалетчиков, то им стрелы не нанесли никакого вреда, потому что они прятались за павезами — большими, почти в рост человека, щитами.

Обстрел друг друга продолжался недолго. Дау взяли генуэзцев в клещи, борта суден столкнулись, в воздухе зазмеились веревки с крюками на конце, и спустя небольшой промежуток времени пиратские суда и «Лаура» составили одно целое. На палубу торгового корабля с дикими воплями посыпались пестро одетые, а чаще оголенные до пояса берберийские пираты. Их вооружение было таким же пестрым и разнообразным, как и одежда: копья, дубины, длинные кривые ножи, боевые топоры на длинных рукоятях и очень опасные в бою скимитары[50].