Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов

И тут нечто словно пронзило меня.

– Зеркало! – воскликнул я. Карно недоуменно отложил своё, помедлил секунду и понимающе кивнул:

– Вполне возможно.

Но я уже мыслями устремился вдогонку Андрею Муравьёву. Как хаос кривых стекляшек, упорядоченный зеркалами калейдоскопа, рисует иллюзию прекрасного узора, так и разрозненные события последних лет вдруг с безумной скоростью принялись выстраиваться в осмысленную цепочку. Карно, вероятно, оказался немало удивлён, когда, бросив его расспросы и неоконченную трапезу, я бежал, чтобы в уединении привести в порядок свои догадки.

Если заказчиков, будь то Голицын или кто-то пользовавшийся его именем и властью, удовлетворил результат Дашкова, то им известно о прямой силе начертания знаков, а не опосредованного смысла изложенных ими сентенций. Сама рукопись как материальный предмет тем паче видится им вполне безопасной, потому что они, похоже, оставили попытки завладеть ею, и их не тревожит, что её отыщет кто-либо ещё.

Андрей рассудил верно, а вот я зря отмахивался от его догадки. Дашков получил задание добраться до некоей рукописи. Ни купить, ни похитить её из охраняемой библиотеки сераля не представлялось возможности, уж если само проникновение туда охраняется пуще глаза не только слугами султана, но и соперниками. Тогда кто-то придумал просто снять с неё копию. Но так ли уж просто? Переписать текст с известного языка, конечно, дело нехитрое и доступное любому грамотному человеку. Никакая случайная ошибка не повредит общему смыслу. Но копировать в исключительной точности определённого сорта послание, где смысл вторичен по отношению к знакам неведомого языка – совсем иная задача. Заказчик знал, что в исполнении необходима особенная аккуратность, поэтому с Дашковым отправили художника Воробьёва. Вряд ли тот представлял, что за символы он рисует, но нет сомнения в том, что с какой-то минуты он догадался о большей важности серальского сидения, нежели замеров храма Воскресения. В какой же миг это произошло? Уж не тогда ли, когда Дашков вручил ему – зеркало? Художнику, пропитанному с детства сюжетами греческой мифологии, не надо объяснять опасность прямых взглядов в лицо Горгоны.

Итак, султанский чиновник подкуплен, работа сделана, но вся ли? Нет. Теперь необходимо скрыть её следы, потому что соперники стерегут счастливцев не только у входа, но и по выходу, и не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить себе найденное. А значит, никто не должен узнать, что книга стала достоянием охотников за ней. Нынешний хранитель сказал, что заступил на место уже после визита Дашкова, так неужели хозяин нашего секретаря приложил руку к замене единственного свидетеля? Впрочем, это неважно, ведь кто-то же заподозрил неладное. И тогда Дашков сделал так, чтобы все знали: он пытался проникнуть в библиотеку, но его постигла неудача. Он недаром упомянул Скарлата Караджу и генерала Себастьяни, может, они и принадлежат противной партии, на которую он желал направить удар… Но только вот, удар – кого? Неужто третьей силы, ещё более таинственной, нежели первые две? Муравьёв ещё в Константинополе предположил её незримое влияние, выдававшее себя даже не косвенным, а каким-то эфирным присутствием. Тогда сколько же всего соперников рыщет в поисках – не только самой разгадки, но и всех, кто может к ней прикоснуться?

Итак, теперь мне стало понятно, что уже давно в глубине моего скудного разума связывало камень Арачинских болот, дневник Прозоровского, задание мне от Общества отыскать рукопись – и следствие Муравьёва по давнему делу. Все эти события вели к знакам. К одинаковым или разным, но все эти знаки опасны. И не потому только, что за обладание ими могли убить, а и потому, что способны, кажется, убивать сами.

Три силы ищут разгадку, по-видимому, обладая загадкой. И лишь один я, обладая разгадкой, не знаю, к какой задаче её применить!

Прохор без удовольствия принял моё решение отпустить Карно назавтра, он начал рассуждать, куда его деть, потому что пускать обратно в его же дом не хотел. Всё же сговорились, что француз может пожить у себя, пока не сыщет занятия и пристанища при нём. Обленившемуся Хлебникову я приготовил два дела: найти надёжного человека, чтобы следил за Карно, и выдворить Карнаухова подальше отсюда, лучше – в Россию, где я смогу устроить за ним надзор, выдав в нём заговорщика и посланника одного из тайных орденов. Ударив кулак о ладонь, секретарь мой ответил, что насчёт первого у него уже присмотрен один ушлый араб, а насчёт второго в том духе, чтобы я не сомневался.

На другой день, чтобы облегчить себе труд нелёгкого разговора, я отложил освобождение Карно до конца его допроса. Всё время беседы, он, осознавая разницу в нашем положении, смотрел прямо на меня, смешивая в улыбке презрительность и снисхождение.

– Как называется секретное общество, которому вы служили и которое предали?

– Оно не имеет названия – это настоящий тайный орден, а таким не дают имён.

– Даже дьявол имеет имя.

– Вот он и не даёт им имени, чтобы они не чувствовали себя слитной силой, чтобы, когда они будут править миром, он мог править ими, чтобы они продавали и предавали – они всегда должны чувствовать свою уязвимость и зависимость от него.

– Так это сатанисты?

– Я не знаю. Они могут не догадываться, кто их истинный глава.

– В тюрьме я имел немало времени на размышления. Египет – место посвящения в масоны, или в иные тайные ордена. Они потому толкутся поблизости?

– Герметические фантазии Ренессанса выводили всю мудрость от египтян. Платон и Пифагор – оба преклонялись перед ней. Но нет, разочарую вас. В Египте сухой климат, сохранивший множество остатков древних папирусов. Это как то самое пятно света под фонарём: может, потеряли вы и в другом месте, да в нём искать сподручнее. Все ищут здесь тайные шифры и сокровенные знания.

– Но вы-то, как учёный, конечно, не верите всякой… ереси?

– Какой ереси, мой искренний друг, – осклабился он, – ибо её много в науке?

– Той, что в мире утеряны тайные знания, кои содержатся в древних сочинениях, и которые надо только открыть заново, – раздражился я.

– Это как на то посмотреть. – Он не изменил своей издевательской ухмылке. – Письмена племён Юкатана бесспорно содержат некие сведения, которые утрачены и не могут быть восполнены без расшифровки языка, носителей которого уже нет.

– Сведения эти, даже расшифрованные, стоят недорого. Отец упрекает сына в том, что тот истратил деньги на вино и женщин вместо учёбы. Или купец сводит счёты.

– Или описывается история неведомого погибшего царства.

– И в том проку немного.

Он захихикал, и я понял, что ему доставит удовольствие снова огорошить меня.

– А коли речь о Царствии Божием? Священные книги говорят, что после конца света мир изменится. Для тех, кто праведен. А книги ничего не говорят про оставшийся мир? Может, мы уже живём в той самой яме, куда слили помои вселенной вслед последней битве?

– Я говорю о знаниях иного сорта, – с досадой бросил я, ибо мне пришлись не по нраву такие его речи. – Как лечить саркому или построить летательную машину.