Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов

Он замолчал, испытывая меня. Я стиснул зубы, хотя гордыня моя требовала слова, но он ничем не выдавал коварства, коего я так ждал. Некоторое время был слышен только треск скорлупы и скрежет инструментов.

– Кроме того, – продолжил он, – вы умудрились подделать и подлинник. Я уж не спрашиваю про камень, но где же гарантия, что адрес владельца окажется верным?

– Вы можете сказать, что и письмо подделано, или оно сообщает о другом предмете, но тут уж я не могу вас уверить более, – я положил на стол последнее письмо из Одесского музея, сообщавшее, что камень затребован Стемпковским в Керчь.

Себастьяни кивнул, давая знать, что аргумент мой подвергнется рассмотрению в своё время.

– Дело не в подлинности этого послания, – закончил он, – а в том, у кого из нас в запасе больше времени. Видите ли, император Николай сейчас в силе как никогда, и позиции ваши тверды… как воды Босфора, которые, как гласит старая легенда, замерзали подряд несколько лет. Однако не надолго, и вдобавок стимботы ваши не плавают в Александрию, а если бы и плавали, то в убыток, ибо коммерция ваша здесь бездействует. Полвека минуло, как вы имеете выход в Средиземное море, но принц Константин остался без предназначенного царства, и даже тень его, «Княгиня Лович»… я говорю о фрегате, имеет приказ покинуть эти воды. Я служил здесь за тридцать лет до сего дня, и многое менялось до противоположности. Смею думать, что звезда моя будет блистать ещё достаточно долго, чтобы мне узреть перемены, к чему я приложу все силы, ибо диспозиция сегодняшнего дня приводит меня в исступление. Как поживает граф Орлов?

– Его прибытия ожидали со дня на день, полагаю, сейчас он уже в Константинополе.

– Старый лис приехал испить моей крови, так что мне вскоре придётся отправиться к султану, чтобы как-то умерить его настырность. Впрочем, это влияние исправить так же трудно, как удалить от Турции Севастополь и приблизить Марсель.

– Рад, что это незыблемо. Не всё же иметь вам преимущества выхода на два моря.

– Рано радуетесь, ибо сие означает вовсе не незыблемость, а то, что придётся удалить Севастополь. Удалить с доски, вывести из игры. И всё же, я звал вас не из-за этого. Известно ли вам, что не только настоящих, но и фальшивых камней – множество?

– Да, – неохотно ответил я.

– И сколько же их?

– Мне известно о двух.

На столе появилась ещё одна коробочка.

– Неужели мне посчастливилось очистить мир от всех? – улыбнулся он.

На дне покоилась ещё одна скрижаль, на сей раз та, которую без моего ведома изготовил для себя Артамонов.

– Что стремитесь вы узнать?

– Кто предал меня. Ибо первую таблицу получил я из одних рук, вторую из других. Разница лишь в царапине.

– Что, если никто? Или оба? Камни одинаковы. И источник их один.

– Источник – вы, но вы не связаны с нами клятвой, скорее наоборот. Заметьте себе, я ведь не спрашиваю, для чего вы подделывали камни, и не пытаюсь выяснить, кто из наших знакомых обладает навыками и вкусом для исполнения сей тонкой работы. Россетти по докладу Голуа давно подозревал, что кто-то, связанный с русским правительством, отправил вас лазутчиком к Прозоровскому. То, что вы избежали тюрьмы – не беда, зато теперь мы наверное знаем о могуществе своих нынешних соперников и вашей роли. Так вы поможете мне? Оба человека эти – ваши враги.

Расправиться одним махом с обоими было, конечно, первым моим побуждением, и я с трудом заставил себя вымолвить:

– Я отвечу, но желаю прежде поговорить с каждым.

Он положил салфетку и поднялся, давая понять, что беседа всё-таки была аудиенцией.

– Тогда вам следует озаботиться их поимкой. Итак, на просьбу вашу вы получите ответ не позднее чем через три дня от сего. А вечером, дабы вам не скучать, ожидайте приглашения на бал, который состоится здесь послезавтра. Станете душой общества… Имею честь.

– Чтобы не скучать, я мог бы помочь вам изловить одного из негодяев, – сказал я, наполняя до половины свой бокал. – Не прикажете ли снабдить меня раствором герра Либиха?

От неожиданности он вспыхнул изнутри гневом и набрал ноздрями воздуха, но сумел сдержаться, и через секунду, лишь усмехнувшись, махнул рукой.

– Вы всё получите, – бросил он, уже удаляясь.

Колонна Помпея имеет разные имена, приписывают её и Диоклетиану и Септимию Северу. Упоминание первого, найденное на вершине, взывает к сомнениям уже по одному своему расположению: монументальные надписи не делаются там, где их нельзя прочесть. Она возвышается уединённо на невысоком отлогом холме, и прекрасно видна с моря и суши, единственно оживляя унылую пустыню Африки, которая в свою очередь обнажает её величие. Думал я, что восхождение на монумент сей англичане станут совершать по очереди, но у них на то имелся противоположный план. Они уверяли меня, что однажды на вершине уместилось двадцать четыре англичанина, кои там вместе завтракали, но при мне их оказалось лишь восемь, включая одну англичанку. Её целью являлось написание прямо с капители письма своему возлюбленному, который своё послание писал ей со дна страшного Иосифова колодца, что в Каире. Колонна имеет девяносто шесть французских футов высоты и двадцать восемь в окружности. Ствол монумента, в особенности вверху, испещрён крупными надписями имён англичан, взлезавших на него. Прежде чем суметь оставить там свои собственные, мои знакомые пустили бумажного змея, и, притянув его через капитель к земле, получили первое сообщение с вершиной посредством тонкой бечёвки, а привязывая всё более толстые, скоро стали обладателями прочного каната, к коему прикрепили верёвочную лестницу. Мне, познакомившемуся с ними ещё на корабле, они милостиво разрешили подняться в числе них, приняв меня по наличию верёвки за любителя этого развлечения. И конечно, я дал своё согласие.

Но всё обстояло иначе. На другой день после свидания с Себастьяни я известил его о том, что смогу, возможно, подсобить им в поимке Этьена Голуа, если только назначат они двоих или троих крепких соглядатаев следить за мною в моих похождениях по Александрии. Голуа, если он в городе, не преминет выследить меня, они же поймают его на меня как наживку. Гулять по людным улицам было немыслимо для исполнения сей задачи, посему, потолкавшись немного для вида на рынках и купив прочной бечёвки, я потихоньку направился на берег, где в отдалении высилась древняя колонна. Верёвку я купил на случай, если придётся мне схватиться с Голуа и усыпить его раствором Либиха, которым разжился у людей Россетти, дабы связать его до прибытия подмоги. Такое поведение моё не могло вызвать подозрения, потому как европейцы словно мухи слетались отовсюду на сию примечательность, и уже вскоре на дороге среди букетов пальм заметил я за собой человека в восточном костюме, но европейской упитанности и походки. Седая и длинная борода его имела без сомнения рукотворное происхождение, потому как он неуклюже управлялся на ветру с этим предметом, как не обращаются с частью тела. По всему выходило, что враг мой клюнул на незамысловатую хитрость. В толпе англичан приближаться ко мне ему показалось не с руки, и он присел чуть в отдалении, ожидая окончания нашего предприятия, я же ни малейшим намёком не подавал вида, что узнал его.