Дар берегини - Елизавета Дворецкая

– Ночевать они будут на берегу, а вдоль Днепра земля наша, – напомнил Асмунд. – А ждать, пока на Припять свернут… – он покачал головой.

Так далеко посылать дружину, чтобы сражаться на чужой земле, было задачей непростой, и даже Свену она не пришлась по нраву.

– Река, – сказал Фарлов. – На реке человек не на земле. Ни на своей, ни на чужой – ни на какой. Мы можем захватить их прямо на Днепре.

– Вспомнил, дядька, как на морях сражался? – хмыкнул Свен.

Биться на воде в лодьях у славян не было в обычае, и никто из гридей, кроме разве самого Фарлова, такого опыта не имел.

– Вода… – пробормотала Ельга, ловя смутно мелькающую мысль. Потом глубоко вдохнула. – Слушайте меня, отважные мужи!

Все трое повернулись к ней, и Ельга увидела на их суровых лицах неподдельное любопытство.

– Я знаю, как взять их в таком месте, где боги не будут хранить их и у них не будет при себе оружия. Да и ехать недалеко… Но времени мало – это нужно сделать до пира. Нынче же или завтра.

⁂

Гости из княжьей избы разошлись глубокой ночью. Требовалось много чего обговорить. Асмунд опасался, что замысел их вызовет неудовольствие киевских бояр: и при князе, а тем более без князя, такие дела можно решать только по совету «всей земли Полянской», то есть собрания старейшин. Можно было позвать хотя бы самых уважаемых киевских бояр, но и Фарлов, и Свен возражали. В этом замысле главным была тайна. Прознай о нем хоть кто-то лишний, и все рухнет.

– Мы ведь не знаем, не столковались ли они кем-то из наших, – говорил Свен. – Может, у древлян тут уже есть доброхот, кто их руку держит. Мало ли таких, что с ними породниться успел? Горлец или Будомил тот же. Сыщется добрый человек, упредит, и все псу под хвост…

– Старцы будут недовольны, это Асмунд прав, – сказала Ельга.

– Если будет наш верх, то пусть свое недовольство себе засунут… знаешь куда.

Но вот хирдманы ушли в дружинный дом. Даже гриди не должны были ничего знать до того самого мгновения, когда придет пора действовать. Ельга была утомлена, но боялась, что не заснет. Ее трясло от сознания того, какое опасное и важное дело они затеяли. Она сама придумала выход, но ее не оставляло чувство ребенка, затеявшего опасную шалость. Только накажут ее не строгие родителя, а сами боги. Пока был жив отец, ей и в голову не приходило идти против его воли. Она была бы счастлива исполнить его волю и сейчас, но как было ее узнать?

– Отец уж верно не хотел бы, чтобы эти шишки древлянские к тебе сватались! – убеждал ее Свен.

– Но он бы мог… помудрее что-нибудь придумать! А вдруг сорвется?

– Не сорвется.

Вид у Свена был спокойный и сосредоточенный. Это и успокаивало Ельгу – она поначалу боялась, что брат сгоряча наломает дров, – и подчеркивало важность дела, заставившего Свена взять себя в руки.

– Отец… однажды сам почти так сделал, – сказал он чуть погодя.

– Как?

– Это не в Киеве было. И давно. Я еще не родился. Фарлов при этом был, хочешь, у него спроси. Отец тогда в Северах воевал. Зазвал к себе старейшин северских, предлагал миром дело решить. А как они упились, велел гридям их перебить. А наутро по их городцам прошелся. Так он Сулу покорил. Ты не знала?

– Нет.

– Так моя мать в полон попала. Я от нее и услышал. Давно, еще пока сам мальцом был. Это отец тебе мысли подал, – Свен поглядел на мешочек могильной земли на груди у Ельги. – Дал бы еще мне удачи исполнить.

– Он даст тебе удачи, – Ельга положила руку ему на локоть. – Если уж мы… ты, да я, да варяги наши… мы и есть нынче вся русь…

В эти дни она казалась себе телом, которое пытается что-то делать, не имея головы. У них довольно рук и ног – Свен, дружина, бояре, – но не было головы, вместилища ума, души и удачи. Без князя высшая власть принадлежала совету мужей полянских, они даже могли бы по общему решению выдать ее замуж и тем заполучить себе нового господина. Им же принадлежало право объявлять войну и заключать мир. Ельга охотно посоветовалась бы с ними, чтобы не держать весь груз решений на своих девичьих плечах. Но здесь важна была тайна и быстрота. Промедление и огласка сватовства все погубили бы, и тогда впереди осталось бы лишь одно – открытая война с древлянами. А воевать, не имея князя, поляне не решились бы и заведомо проиграли бы.

– Не бойся! – Свен обнял ее за плечи. – Тебя отец бережет из Ирья и боги наставляют. Ты и есть земля Полянская. А я тебя в обиду не дам, отцовым именем клянусь!

Ельга положила голову ему на грудь; ее охватило тепло и запах дружинного дома, от волнения теснило дыхание. Она не помнила, чтобы Свен хоть раз обнимал ее в прежние годы. Никогда при жизни отца они не были так близки, у них не было в этом никакой надобности. Только сейчас, без отца, каждый стал необходимой опорой для другого. Впервые Ельга ощутила, что у нее есть настоящий брат – защита сестры, а не просто заносчивый и драчливый паробок, живущий среди челяди – выше всех других холопов, но куда ниже ее, законной дочери князя. Ельга и радовалась этому единению, и слезы набегали на глаза.

Хватит ли им сил? Сумеют ли они вдвоем защитить землю Полянскую, как это делал отец?

⁂

Наутро в гостевой дом к древлянам явился Поздныша – холоп с княжьего двора – и доложил, что послано топить баню для гостей.

– Давно бы надо… – говорил Поздныша: невысокий ростом, похожий на отрока, хотя был давно уже не юн, со спутанными, падавшими на глаза светлыми волосами. – Как приехали бы надо. Да хозяина-то у нас на дворе нет… Нет хозяина-то. А хозяйка – девица, – он вроде даже подмигнул Щуру, но под волосами было плохо видно. – Девица-то… о чем думает-то… А вечером-то пир… тут уж людям без бани нельзя. Нельзя без бани-то…

Для гостей баня была выстроена особая, ближе к реке. От гостевого дома видно было, как там тянется из оконца дым. Еще двое княжеских холопов таскали воду, прошла баба, держа в охапке веники. Вместительная, баня могла принять сразу человек десять, и старейшины древлян собрались первыми. Их отроки должны были идти следом.

– А это вам от госпожи нашей, – подмигнул Поздныша, выставляя на стол перед отроками корчагу с медовой брагой. – Чтоб не скучать покуда.

Холоп, конечно, ничего не знал, поэтому добродушный вид его был неподдельным.

Сама Ельга не могла показаться даже близко, и ей досталось самое трудное дело – ждать, пока все закончится. Назначенный на вечер пир в честь древлянских послов должен был состояться непременно – все киевские бояре были на него званы, – и ей хватало забот, но мысли ее были в другом месте, и она с трудом понимала, о чем ее спрашивают Годоча или Рагвид.

На княжьем дворе при ней оставался только Ольгер. Асмунд со своим десятком ушел еще ночью, когда закончился совет. Больших запасов дров и хвороста на княжьем дворе не хранили и нужное на день привозили из дровяных клетей у бора. Люди Асмунда нагрузили воз не самыми сухими дровами и хворостом и укрылись со всем этим в логу, заросшем кустами, неподалеку от гостевой бани.