Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции - Лин фон Паль

На Соборе 1654 года он высказал свои претензии и призвал к реформе церкви. Однако спросил: «Надлежит нам исправить как можно лучше все нововведения в церковных чинах, расходящиеся с древними славянскими книгами? Я прошу решения, как поступать: последовать ли новым московским печатным книгам, в которых от неискусных переводчиков и переписчиков находятся разные несходства и несогласия с древними греческими и славянскими списками, а прямее сказать, ошибки, или же руководствоваться древним, греческим и славянским (текстом), так как они оба представляют один и тот же чин и устав?» Собор, конечно, высказался за старые харатейные и греческие списки.

Дело, которое затеял патриарх, было долгое, трудоемкое и для церковного устроения необходимое. Но Никон не подозревал, во что выльется борьба за чистоту веры. На том же Соборе, думая о будущем, он высказался однозначно: «Два великих дара даны человеком от Вышнего по Божьему человеколюбию – священство и царство. Одно служит божественным делам, другое владеет человеческими делами и печется о них. Оба происходят от одного и того же начала и украшают человеческое житие; ничто не делает столько успеха царству, как почтение к святителям (святительская честь); все молитвы к Богу постоянно возносятся о той и другой власти… Если будет согласие между обеими властями, то настанет всякое добро человеческой жизни».

Добра не настало. Настал кошмар.

Кошмар развивался по трем направлениям – книги, иконы, обряды. В Москву стали со всей земли свозить не только харатейные и греческие списки, но и вообще все священные и богослужебные книги, которыми пользовались прежде. Их предстояло изучить и вынести вердикт, правильные ли это книги. И очень многие книги оказались «негодными». С негодными книгами поступали как с любой крамолой – сжигали.

Над новыми книгами трудились справщики, посаженные за работу Никоном. Причем труд этих справщиков у многих вызывал возмущение. Монах Савватий даже написал письмо царю, где по поводу исправленных и выверенных книг выразился так: «Ей, государь! Смутились и книги портят, а начали так плутать недавно: свела их с ума несовершенная их грамматика да приезжие нехаи (так называли тогда на Руси украинцев. – Авт.)». Соловецкие монахи писали царю с укоризной: «Ныне новые вероучители учат нас новой и неслыханной вере, точно мы мордва или черемиса, Бога не знающая. Пожалуй, придется нам вторично креститься, а угодников Божиих и чудотворцев вон из церкви выбросить. И так уже иноземцы смеются над нами, говоря, что мы и веры-то христианской по сие время не знали».

Иконы тоже пошли на внимательное изучение – правильно ли писаны, нет ли в них несоответствия православной вере? За основу были взяты греческие иконы и разработаны специальные указания для иконописцев, как следует изображать того или иного святого. Крамольные иконы постигла та же участь, что и крамольные книги. Однажды оказался в растерянности сам Алексей Михайлович. После богослужения он находился в церкви вместе с патриархом, когда тот произвел суд над недавно написанными иконами. Неправильные Никон подымал вверх, показывал народу и швырял оземь, чтобы доска разбилась на части. Царь, для которого иконы были святыней, смотрел на разгоряченного работой Никона и не знал, что сказать.

Иконописцев, писавших эти образа, и московских людей, державших их в домах, невзирая на знатность, и сами иконы патриах предал анафеме. На негодных иконах нового письма ликам протыкали глаза или обдирали их до левкаса. Для православного человека, даже готового к исправлению ошибок, это было святотатство. Когда в тот достопамятный день патриарх велел собрать разбитые иконы и сжечь, этому воспротивился даже царь. Он подошел к Никону и тихо ему сказал: «Нет, батюшка, не вели их жечь, а прикажи лучше зарыть в землю».

С обрядами же оказалось и того хуже. Вся страна крестилась неправильно – двумя, а не тремя перстами. Вся страна ходила крестным ходом как в «армянской ереси». Еще в бытность митрополитом в Новгороде Никон негодовал, что и служба ведется неправильно: там пели сразу несколько текстов на несколько голосов. Попытка заменить такое пение вызвала непонимание и возмущение. Теперь богослужение стандартизировалось. Дабы избежать новых ошибок, патриарх послал константинопольскому патриарху Паисию 26 вопрошаний – то есть двадцать шесть статей, по которым велись наибольшие споры. Ответ пришел. Патриарх Паисий мудро писал, что «еретиков и раздорников следует убегать, если они соглашаются в самых важных предметах, но не вполне согласны с православием и придерживаются чего-нибудь своего, чуждого церковной и соборной мысли, но если случится, что какая-нибудь церковь различествует от другой в некоторых не особенно важных и несущественных вещах, не прикасающихся „свойственным составам веры“, как то: во времени отправления богослужения и прочем, то это не должно быть поводом к разлучению, лишь бы только непреложно сохранялась та же вера». Но в некоторых вопросах Паисий был неумолим. Крестное знамение относилось к таким вопросам.

Священный Собор столетней давности Стоглав недвусмысленно установил: «Аще кто не знаменуется и не благословляет двумя персты, яко Исус Христос, да будет проклят». Но созванный в 1666–1667 годы Собор предал установления Собора 1551 года анафеме. Сам Никон, рассорившийся с царем, был осужден, но реформы, которые он проводил, одобрены. Этот Собор руководствовался разъяснением Паисия, что двуперстным крещением Господь благословляет верующих, а трехперстным крещением верующие творят молитвы к Господу. Постановление было таково: «Предание прияхом с начала веры, от святых апостол и святых отец, и святых седми соборов творити знамение честнаго креста треми первыми персты десныя руки. И кто от христиан православных не творит крест тако, по преданию восточныя церкви, еже держа с начала веры даже до днесь, есть еретик и подражатель арменов. И сего ради имамы его отлучена от Отца и Сына и Святаго Духа, и проклята». Многие творить такой крест не хотели. И хоть сам Никон объяснял, что троеперстие символизирует Троицу, люди говорили проще: «тремя перстами только какашку берут». Кроме привычного крещения двумя перстами Собор отменил также и символ Голгофы – восьмиконечный крест (крест с двумя дополнительными перекладинами) и заменил его четырехконечным (без перекладин).

Привыкшие к прежней обрядовости, многие не только не поняли, но и не приняли перемен. Их мнение выразил присутствовавший на Соборе протопоп Аввакум: «Слышите, братие, что апостол Павел приказывает: стойте крепко за Христа. Свободные мы с вами люди: свободил нас Христос от греховного ига, снял с нас кошель сей с червями, пригвоздив е на кресте трисоставном крепко четырьми гвоздьми железными, а не трема, якоже костел римский с никонианы мудрствуют, – ноги прибиты гвоздем одным, на крыже, без подножия. Чему быть? Что велит диавол, то и делают. По апостолу: под игом работы держатся. Впряжены в колесницу четвероконну, везут быстро, все розно тащат еретики из церкви той. Апостолы и седмь Соборов святых отец, и пастыри, и учители о Святем Дусе исполнили святую Церковь догматою, украсив ю, яко невесту, кровию своею, со Христом запечатав, нам продали; а антихристова чад и разграбили, зело разорили и крест с маковицы Христов стащили трисоставный и поставили крыж латинский четвероугольный, и из церкви той выбросали и жертву переменили, молитвы и пение, все на антихристово лице устроили. Чему быть? Дети ево; отцу своему угладили путь. Аще и не пришел он еще последний чорт, но скоро уже будет. Все уготовали предотечи его и печатью людей бедных, слепых перепечатали, трема персты и развращенною малаксою (принятым у староверов именословным благословением. – Авт.). Вы же, братия, назидающеся святою верою вашею, стойте крепко за святую Церковь и отеческое предание умирайте; не давайте грабить ворам матери своея, в ней же родихомся духовным порождением».