Зона ужаса - Михаил Парфенов

Местечко это, названное в честь этой самой дамочки «У Аллы», имело снаружи изрядно потрепанный и пошлый вид, тем самым напоминая Сан Санычу его покойную супругу, которую он иначе как «старая проститутка» и не называл. Вход в полуподвальное помещение прятался в торце жилого дома, где раньше ютились сантехники, потом, в девяностые, торговали секонд-хендом, а в последние годы сдавали помещения в аренду под магазин для кошек и собак. Когда этим местом завладела его нынешняя хозяйка, сбоку над входом появилась, дабы выглядывать клиентов, светящаяся в темноте вывеска. Но особой популярности этот рекламный ход подвальчику не принес. Нынче вторая «л» в названии бара чернела, будто дырка на месте выбитого зуба, а внутри царило запустение, да к тому ж по-прежнему воняло собачьим кормом. Но Сан Санычу все равно здесь нравилось.

Во-первых, дешевая выпивка. Во-вторых, тут он мог курить – вряд ли Алле кто когда выдавал полагающиеся на то разрешения, но, очевидно, взять с нее было нечего, так что проверяющие смотрели на подобные вольности сквозь пальцы. В-третьих, подвальчик находился в пятнадцати минутах ходьбы от дома Сан Саныча – и всего в пяти минутах от его другой пятиэтажки, в которой доживала отпущенный срок мать. То есть был расположен просто идеально для того, чтобы заглядывать сюда по пути к старухе. А Сан Санычу требовалось выпить перед тем, как досматривать мать.

Наконец, в-четвертых, ему нравилась сама хозяйка. Как и многие пенсионеры, Сан Саныч не любил и по всякому поводу и без повода осуждал молодежь. Аллу молодухой назвать было сложно, на вид он бы дал ей тридцать с чем-нибудь, и вообще опухшее, круглое ее лицо, «украшенное» большой волосатой бородавкой на подбородке, смахивало на морду бобра. Но в сравнении с Сан Санычем она была молода, вот только имела к старику подход. Вежливо выкала, наливала, если надо, по-свойски в долг и всегда терпеливо выслушивала его жалобы и бурчание. А главное – не задавала лишних вопросов. Полгода назад, когда Сан Саныч впервые заглянул к Алле, он еще ограничивался парой кружек светлого, с января же перешел на водку с томатным соком. К марту сок из его меню исчез, а водку он уже хлебал графинами. Но Алла никогда, ни разу за все время не спросила Сан Саныча, почему тот пьет. Она лишь наблюдала за тем, как он пьет, знай себе подливала и иногда, под настроение, могла махнуть с ним рюмашку на пару.

Как-то незаметно для него самого, Сан Саныч прикипел сердцем к Алле и обращался к ней уже не иначе как «дочка». Она же звала его просто «Саныч», а на прощание, когда он, пьяненький, вострил лыжи из ее заведения на свежий воздух, чмокала в небритую щеку. Большего ему от нее и не нужно было.

Сегодня Сан Саныч напиваться не думал, хотя копейка водилась – намедни получил пенсию и, заглянув к Алле, первым делом отдал долги. Вместо пол-литры заказал двести граммов, которые, крякнув, и осушил в один присест, после чего задымил папиросой, посматривая слезящимися глазами сквозь дым на ящик в углу. В местных новостях говорили о старом заводе на Фрунзе, за речкой, а прогноз погоды обещал продолжение суровой зимы, гололедицу и двойную норму осадков вслед за короткой весенней оттепелью. Рядом с собой Сан Саныч положил на стул непрозрачный белый пакет, внутри которого темнел плотно завернутый в газету большой столовый нож. Его он прихватил из дома, так как у матери все острые предметы, включая кухонные приборы, давно уже повыбрасывал, чтобы та не учудила чего. В последнее время Сан Саныч жалел об этом: уж лучше б сама…

– Как здоровье-то, Саныч? – поинтересовалась Алла. – Вы сегодня мрачней обычного.

– Не обращай внимания, дочка, – махнул он рукой, а затем сцепил пальцы на столе в замок, чтобы та не заметила, как они трясутся. Конечно, Алла подумала бы, что это дрожь, свойственная старым пьяницам, но ему-то не хотелось, чтобы она так думала. Не хотелось, чтобы «дочка» запомнила его таким. – Переключи-ка лучше канал, а то нет мочи смотреть, как у нас тут все плохо.

Она щелкнула кнопкой пульта – и попала на другой новостной выпуск, где вновь показывали снос химзавода. Сан Саныч так и замер с недокуренной папироской, повисшей в углу приоткрытого рта, не в силах оторвать взгляд от экрана. По груди будто стайка крыс пробежала – он буквально сердцем почувствовал их цепкие коготки.

– Вы там работали, – догадалась Алла, приметив его реакцию. – Химичили, значит.

В ящике рушились под давлением строительной техники стены из кирпича. В морозный воздух над развалинами поднимались клубы пыли.

– Нет, не работал, – сказал Сан Саныч. Расцепив руки, бросил окурок в стеклянную пепельницу и украдкой запустил ладонь в пакет, пощупать ножичек. – Моя мать там работала.

– Как и половина города, – хмыкнула Алла, прислонясь к стойке. Она тоже увлеклась репортажем и, кажется, не обратила внимания на то, чем занимался ее единственный этим вечером клиент. – Жалко. Он же точь-в-точь старик, бомжара бездомный, всеми забытый и брошенный. Грустно, когда такие предприятия становятся не нужны ни государству, никому.

– Наоборот, хорошо, – возразил Сан Саныч. – Завод, дочка, был полусекретный, армейские заказы выполнял. То, что его прикрыли, значит только одно – воевать уже не с кем.

– Но ведь у вашей семьи с ним столько воспоминаний, наверное, связано.

– Не самых лучших, поверь, не самых лучших… Опасное производство, все эти реагенты, вещества… Мой отец в тамошних лабораториях всяким вредным дерьмом надышался так, что умер еще молодым, лет в сорок. Вся та химия, которую они прямо в речку сливали, – мы ведь пили потом эту воду, весь город пил! Стоит ли удивляться болячкам, которые на старости лет вылезают, – он вздохнул. – …Или вот жена моя, старая проститутка. Родить не могла ни от меня, ни от любовников своих. Зачать не получалось – а почему? Все оттуда же, химия и водичка.

– У меня там дед работал. Обгорел, когда людей спасал… Вы, наверное, помните тот пожар, в семидесятом. Деду тогда почетную грамоту выписали и звание героя дали, вместе с инвалидностью.

– Еще бы не помнить! Дым стоял коромыслом, такой, что по ту сторону реки в селах видали. Нас, школьников, с занятий сняли на неделю, все уроки отменили, пока устраняли последствия… Директору еще повезло, что просто посадили. Дело-то подрасстрельное – восемнадцать человек угорели. И кое-кто не от газа, а от химии тамошней, да так, что глаза полопались и легкие в труху.

– И ваш отец?

– Нет, он позже, в семьдесят пятом. Я только с армии пришел – и сразу на похороны. А меня же невеста ждала, представляешь? Проститутка старая, ну то есть тогда еще молодая. Свадьбу пришлось отложить… Хотя, может, лучше б было и вовсе отменить, ну да чего уж теперь, – задумавшись, Сан Саныч опустил взгляд на дно стакана. – А знаешь, дочка, плесни-ка еще. И тогда уж графин сразу неси, как обычно. Не хотел сегодня, но, раз такое дело, помяну чертов завод, туда ему и дорога.

– Не расстраивайтесь, Саныч, – ласково улыбнулась Алла. – Зато ваш отец пожил дольше, а не тогда еще, в семидесятом, ушел.

– Пожар-то в цеху был, не в лабораториях. И это хорошо, потому что в лабораториях у них гадость похуже водилась, чем на производстве. Экспериментальные образцы. С другой стороны, может, пущай бы и горело оно все синим пламенем.