Black & Red - Татьяна Степанова

– Вы? А она?

– Она… Она стояла как столб. Я все сделала. А эта паскудница даже бинт не помогла развернуть.

– Он где сейчас? В зале? – спросила Елена Константиновна.

– Куда-то уехал. Подозреваю, что к ней. Наверняка к ней, так заторопился вдруг. И когда только он перестанет меня мучить!

– Скоро, – сказала Елена Константиновна. – Что ж, Надя, я благодарна вам.

– За что? – ядовито, ревниво спросила Надежда Петровна.

– За информацию.

Надежда Петровна швырнула мобильный. И эта тоже паскуда… Жена законная. Спит с ним, живет с ним, пользуется им, как своей собственностью… Господи, чем бы она, Надежда Петровна, не пожертвовала, только бы оказаться с ним – в его объятиях, в его постели! И ведь были же моменты у них… Гай очень несдержан в своих порывах. Иногда странен, он не похож на других мужчин. Сколько их прошло перед глазами Надежды Петровны здесь, в этой «качалке», в зале для фехтования – брюхатые, лысые, бритые, обросшие волосами от шеи до пяток, как обезьяны, тощие, тонкие, ледащие, здоровенные – одно слово: мужики. Дельцы средней руки, братва, молодые петухи, все пытающиеся что-то кому-то доказать кулаками, старые козлы, потерявшие и стыд, и приличие в погоне за ушедшей молодостью… Она видела их всех, знала их всех как облупленных, и только один был другой. Иной…

Гай мой… волк мой… оборотень мой прекрасный…

Когда, почему приснился ей этот сон? Кажется, сразу после того, как она поступила на работу в спортзал на Павелецкой. А в другой раз, когда Гай подарил ей цветы на 8 Марта. И вот в третий раз в ночь с пятницы на субботу, после того как она касалась его тела, перевязывая рану…

Она идет по какому-то лесу. И лес это вроде как заповедный, чудной: сначала летний, а через несколько шагов осенний, багряный. И вот уже зимний. Снег хрустит под ногами. Она идет, и ей не холодно, только страшно.

Она пересекает заснеженную дорогу и видит машину «Скорой помощи», застрявшую в снегу. Двери ее распахнуты настежь, и внутри все в крови – кушетка, клеенка…

Она поворачивает назад в лес. И уже бежит, бежит так, словно кто-то гонится за ней. Но никто за ней не гонится. Это она боится не успеть. Где-то далеко в лесу – выстрел! Она бежит мимо какой-то поляны, с кривой сосной посередине – снег хрустит под ногами. В снегу что-то темнеет. Она кидается к этому темному, бесформенному. В снегу лежит кто-то – ничком. Она видит серебряные латы, наплечники и варварский шлем с волчьей головой. Мертвые глаза, оскаленные клыки. Она протягивает руку, стаскивает шлем с ЕГО головы…

Волчья голова в ее руках – тяжелая ноша…

Волчья голова…

А в снегу тело в серебряных латах…

Кровавый обрубок шеи торчит…

Мертвый волк открывает глаза. ПОЦЕЛУЙ ЖЕ МЕНЯ, МОЯ ПРИНЦЕССА, И СТАНЕШЬ МОЕЙ НАВЕК, У НАС РОДИТСЯ СЫН, И ТЫ УЖЕ НЕ БУДЕШЬ БОЛЬШЕ ОДИНОКОЙ… ОДИНОКОЙ ВОЛЧИЦЕЙ…

Она наклоняется. Морда зверя, оскаленные клыки… Поцелуй… Она в снегу вместе с Гаем. И нет никакого волка. И снег, как мягкая перина – не леденит, жжет как огонь их голые тела. Она просыпается от собственного крика – вопля счастья, потонувшего в вое вьюги.

Надежда Петровна вскочила, схватила из ящика гигиенические салфетки и метнулась в туалет. Такие эротические фантазии, такие сны даром не даются хрупкой женской конституции.

Когда вернулась, освеженная, успокоившаяся, ее мобильный тихонько икал, предупреждая о входящей SMS. Она прочитала и не поверила глазам своим:

ПРИЕЗЖАЙ КО МНЕ ВЕЧЕРОМ НА ДАЧУ – СТАНЦИЯ УЗЛОВАЯ, ТЫ ЗНАЕШЬ ГДЕ. ЖДУ ТЕБЯ. ГАЙ.

Надежда Петровна заметалась по каморке ресепшн. Он зовет ее… хозяин… Ну конечно, после того, что произошло между ними в пятницу, после той искры, которая пробежала между ними, когда она касалась его, когда они были так близко друг к другу… Вот почему мужики так часто женятся на врачах и медсестрах, их возбуждает, когда их лечат, когда о них заботятся. И ничего, что тогда там, в зале, он выставлялся перед этой дурой в красной шляпке, хотел-то ведь, желал он вовсе не ее, а свою преданную, свою верную Надю…

Надежда Петровна была готова уехать тотчас же. Где была дача Гая, она прекрасно знала. На машине туда можно было домчать за час, если, конечно, не проклятые пробки. Но он сказал «вечером».

Надежда Петровна вернулась на свое место за компьютер. Она дождется конца рабочего дня. Когда зал закроется, нет, чуть пораньше – она уйдет чуть пораньше. Эту ночь они проведут вместе – что ж, такого счастья можно и подождать. Она прилежно вперилась в монитор. Щеки ее пылали. В дверь ресепшн кто-то постучал.

– Войдите, – разрешила Надежда Петровна.

А ВДРУГ ЭТО ОН? ВДРУГ ОН НЕ ПОЖЕЛАЛ ЖДАТЬ ТАК ДОЛГО?

Дверь приоткрылась, и…

Потрясенной Надежде Петровне почудилось, что в щель просунулась волчья лапа с кривыми острыми когтями.

Ждать доктора Деметриоса Кате пришлось долго. Встреча с ним в рамках той самой «оперативной комбинации», разработанной полковником Гущиным, намечалась еще ДО событий субботы, ознаменованных погоней и перестрелкой. Правда, детали этой самой «комбинации» Гущин так и не уточнил. Его знаменитое «действовать по обстановке» приходилось интерпретировать самостоятельно, чем Катя и занялась, явившись утром на работу. Воскресные впечатления от свидания с Ермаковым тоже вплелись в эту интерпретацию отдельной нитью. И эту ниточку Катя никак не могла оборвать.

Деметриос мог дать некоторые пояснения. И за ними Катя отправилась в Калашный переулок, как только покончила со своими «газетными» делами для криминальной полосы «Вестника Подмосковья». О походе к Деметриосу следовало предупредить Гущина, но он с самого утра был в прокуратуре области.

Деметриоса тоже вызвали в прокуратуру – помощник прокурора, которого доктор хорошо знал, позвонил утром и попросил заехать «посоветоваться». И «совет» этот затянулся надолго. По крайней мере, когда около трех часов дня Катя переступила порог офиса в Калашном, Деметриос из прокуратуры еще не вернулся.

Секретарша Ираида Викторовна встретила Катю с видом заговорщицы. Катя поняла, что та ничего не стала скрывать от своего шефа.

– Вы на прием или как лицо официальное? – многозначительно спросила Ираида Викторовна. – Мне это как платную консультацию записывать или как…

– А вы ведете учет?

– Обязательно, перед налоговиками же отчитываемся. У меня все в порядке с отчетностью. Доктор наш это ценит. И журнал приема, и архив, картотека пациентов, записи сеансов, все на своих местах, – Ираида Викторовна кивнула на компьютер, на шкаф. – А как же? Игорю Юрьевичу для его научной работы нужны материалы, вот для этого и архив ведется.

Катя оглядела приемную: место знакомое, а ощущение такое, словно она тут впервые. Книжки на столике журнальном. Довлатов… Вспомнила, как Ермаков вез ее домой. Она сидела на заднем сиденье. Ночные огни сияли, слепили глаза.