Тропы Трояна - Василий Сахаров

Зима – трудное время года для степняка. Пронзительный холодный ветер несёт по открытому пространству колючую позёмку. Птицы улетают на юг. Звери уходят в леса и горные теснины. Жирные барсуки и суслики уже спят в своих глубоких норах. Реки покрываются толстой ледяной коркой, которая, бывает, трескается от лютого мороза. Вся степь становится белой, и, чтобы добраться до сухой пожелтевшей травы, скотине приходится разгребать сугробы. И хорошо, если год был удачный и удалось подготовиться к наступлению суровых месяцев, тогда степной житель может подкармливать лошадей и коров душистым сеном, а сам вместе со своей семьёй находиться в тёплой юрте, вспоминать о подвигах и рассказывать детям о деяниях славных предков.

Вот только для людей из древнего рода Капаган (Хищник) лето и осень выдались тяжёлыми. Пришельцы с востока, половцы, относились к ним, словно они люди второго сорта. И когда вождь Приднепровской орды Бачман-хан сцепился со своими приднепровскими соседями, капаганов кинули в бой первыми. Естественно, они понесли тяжёлые потери, а при разделе добычи их обделили. Обычное дело, но на этом неприятности не закончились. Осенью осевший на реке Ингулец род посетил мор. Умерло много скотины, и глава капаганов, мудрый Торэмен-бек, сидя в своей юрте, грустил. Потомственный воин, чьё тело носило немало отметин от вражеских сабель и стрел, знал, что ради выживания детей ему придётся зарезать часть лошадей и коров. А иначе до весны не дотянуть, и это его печалило, ибо он знал, что просить о помощи Бачмана бесполезно.

Впрочем, несмотря на все беды, которые свалились на его седую голову, Торэмен верил, что капаганы выживут, ведь бывало и хуже. А помимо того его вера была основана на предчувствиях, которые никогда не обманывали вождя. Близилось время перемен. Что-то должно было измениться для него самого и сородичей. Так говорило сердце. Поэтому старый вождь находился в родовом кочевье, хотя зимой частенько отъезжал со своим куренем подальше от соплеменников и советовался с шаманом Шибиром, кстати родным братом. А потом рассылал по степи молодых глазастых воинов и ждал, что вот-вот его кто-то навестит.

В ожиданиях прошёл месяц, за ним другой, и долгожданный гость появился. Это был знахарь рода Гэрэй уважаемый Аслан-бильге, с которым Торэмен некогда вместе воевал на Кавказе против горцев, когда Таматарха ещё была под русскими князьями. И, даже не видя Гэрэя, вождь капаганов понимал, что именно его он ждал всё это время. Поэтому Аслана встретили с почётом. Хотя в негласной иерархии степняков он считался менее значимой фигурой, чем Торэмен, клан которого был более знатным. Ведь в родне у него числились члены китайской императорской династии Тан. Впрочем, тем же самым половцам на это было начхать, а вслед за ними неуважение к старым тюркским кланам проявляли и другие племена, которые населяли Дикое поле и всю Великую Степь от Днепра до Уйгурии. Но посланец Гэрэев человеком был понимающим, и проявленное к нему уважение, когда стремя его коня держал старший сын вождя, конечно же оценил. А когда он проходил между отгоняющими злых духов кострами перед жилищем главы рода, то шаман Шибир двигался не впереди него, а рядом, и это тоже значило немало.

Два старика встретились в просторной юрте Торэмена, оба были одеты согласно древней традиции – в длиннополые тёмно-зелёные халаты с высоким стоячим воротником, перепоясанные цветными кушаками. Вождь и знахарь обменялись вежливыми поклонами и, кряхтя, сели напротив друг друга так, чтобы между ними был пылающий по центру огонь. После этого появилась одна из внучек вождя, ясноглазая красавица Айсылу, которая преподнесла гостю и дедушке сделанный из замороженного молока кумыс. Для жителя бескрайних степных просторов это любимый напиток, а поскольку зимой молоко кобылиц редкость, то оно ценилось высоко и подавалось только дорогим гостям, вождям и больным сородичам. Очередной знак внимания, и он был настолько дорог Аслану, что на его глаза едва не навернулись слёзы. Торэмен это заметил и довольно прищурился. Пока всё складывалось хорошо, предчувствия не обманули его, и он не зря ждал изменений. Теперь оставалось выяснить, с чем приехал знахарь Гэрэев. Но сразу переходить к делу у кочевников, особенно стариков, считалось неприличным. Поэтому, отдав должное кумысу, уважаемые в своих родах люди стали разговаривать о семье, здоровье и многом другом, и продолжалось это довольно долго. Благо никто никуда не торопился.

Однако годы брали своё, и затягивать общение тоже не стоило. Наступил черёд серьёзного разговора, а начался он с древнего стихотворения. Аслан-бильге посетовал на суровую зиму, а затем похвалил юрту Торэмена, а тот, вспомнив несколько древних строк, растягивая слова, прочитал:

Я помню, я помню дыханье зимы

И посвист летящего снега.

Я стар, мне несносно дыхание тьмы

И мертвенный холод ночлега.

Но юрта, по счастью, была у меня,

Как северный день, голубая.

В ней весело прыгали блики огня,

От ветра меня сберегая…[2]

Словно вторя речи Торэмена, ветер за войлочными стенами юрты взвыл. Сильный порыв ударил по пологу, и он громко хлопнул, а затем внутрь влетело несколько снежинок, которые на мгновение повисли над огнём и растаяли. Старики одновременно зябко поёжились и плотнее запахнулись в халаты. После чего Аслан сказал:

– Прекрасные стихи. Никогда раньше таких не слышал. Кто же их сочинил?

– Один китаец четыре века назад. Тогда мои предки служили императору Ли Шиминю и назывались илохэ, что значит «достойные люди».

– Жаль, что такие правильные и красивые слова сказал не степняк, а китаец. – Знахарь слегка качнул головой. – Но это ничего.

– Да, – согласился Торэмен и спросил собеседника: – Отдохнёшь с дороги, дорогой гость, или мы перейдём к делу, ради которого ты зимой и с небольшой охраной проделал долгий путь?

– Поговорим о делах.

Гэрэй потёр ладони, а капаган одобрительно кивнул:

– Так ради чего ты здесь, Аслан-бильге?

Время витиеватых бесед прошло. Вопрос был прямой, и отвечать на него требовалось прямо. Поэтому гость разговор в сторону не уводил.

– Этой осенью род Гэрэй присягнул на верность русичу с далёкого севера, и он собирает в кулак всех степняков, которые помнят свои корни. Мы уже с ним. За нами готовы пойти ещё несколько родов. А теперь я приехал к вам, храбрым людям рода Капаган.

Сердце Торэмена ёкнуло, а правая бровь удивлённо приподнялась.

– Нас хочет объединить русич?

– Именно так, – кивнул Гэрэй.

– Ца-ца-ца, – разочарованно прищёлкнул языком вождь. – Что же это творится в мире? Чужак подчиняет себе род Гэрэй и хочет подмять другие древние роды. Всякого я ожидал, но только не этого. Печально это, друг мой Аслан, очень печально, и сердце моё наполняется горечью. А более всего я расстроен тем, что ты, хранитель древних знаний своего рода и целитель, приехал ко мне с этим. Нехорошо.