Разум и чувства и гады морские - Бен Уинтерс

— Да-да. Я участвую.

Прожив на Станции несколько недель, Элинор понимала, что он имеет в виду: за определенную плату ее брат предоставил свое тело в распоряжение станционных ученых, которые тщились улучшить человеческую породу и дать ей преимущества перед морскими отродьями, полными решимости извести род людской. Пожаловавшись на бедность достаточно, чтобы разделаться с необходимостью купить сестрам серьги, Джон справился о Марианне.

— Она выглядит очень нездоровой, — отметил он.

— Да, последние несколько недель у нее нервическое расстройство.

— Как жаль это слышать! В ее годы любая болезнь убивает красоту навсегда! В прошлом сентябре она была такой красавицей, каких я больше и не видывал, способной пленить любого мужчину. Теперь же я не поручусь, что ей удастся подыскать партию больше пяти-шести сотен в год, и то при удачном стечении обстоятельств. Несомненно, тебя ждет куда лучшая судьба.

Элинор со всей серьезностью попыталась убедить его, что надежды на ее свадьбу с полковником Брендоном по меньшей мере безосновательны, но ее брат, прежде чем облачиться во всплывательный костюм и попрощаться, лишь принял решение сойтись с ним поближе и во что бы то ни стало поспособствовать заключению этого брака.

Несмотря на то что органы чувств ее супруга подверглись вмешательству станционных ученых, миссис Джон Дэшвуд доверяла его суждению настолько, что на следующее же утро навестила и миссис Дженнингс, и леди Мидлтон. Ее доверие было вознаграждено: женщину, у которой гостили ее золовки, она нашла весьма интересной; что до леди Мидлтон, ее она сочла милейшей дамой на свете, пусть ее и притащили к алтарю, как говорится, волоком!

Леди Мидлтон осталась равно довольна миссис Дэшвуд. Их взаимной приязни способствовало холодное себялюбие, присущее обеим, равно как и желание бежать, будь то от цивилизации или материальных трат.

Миссис Дженнингс, однако, сочла миссис Дэшвуд обычной пкстпп, то есть невысокой гордой женщиной с неприятными манерами. С сестрами мужа она встретилась без всякой приязни и желания с ними разговаривать — из той четверти часа, что она уделила отсеку на Беркли-канале, не меньше семи с половиной минут она просидела молча.

Элинор очень хотела знать, на Станции ли Эдвард, но предпочла сама об этом не спрашивать; что до Фанни, ничто не подвигло бы ее упомянуть брата при золовке. Однако сведения, которые она скрыла, вскоре достигли ушей Элинор из другого источника. Люси навестила ее, чтобы пожаловаться на невозможность свидания, хотя Эдвард погрузился вместе с мистером и миссис Дэшвуд. Они жаждали встретиться, но пока им оставалось лишь писать друг другу письма.

Эдвард подтвердил свое присутствие, дважды посетив Беркли-канал. Оба раза они возвращались из Аквамузея мистера Пенниуистла, где час с четвертью любовались представлением косяка летучей рыбы, обученной подводной акробатике, и находили на столе его ракушку. Элинор была рада тому, что Эдвард заходил, и еще больше — тому, что он не застал их дома.

Мидлтоны очаровали Дэшвудов до такой небывалой степени, что те решили дать в их честь обед. Вскоре после знакомства Мидлтоны были приглашены на запруду Харли, где Дэшвуды сняли на три месяца отличный отсек. Пригласили также и миссис Дженнингс, и сестер Дэшвуд; их брат позаботился и о том, чтобы присутствовал полковник Брендон. Полковник, который всегда был рад сопровождать сестер Дэшвуд куда бы то ни было, принял приглашение с некоторым удивлением и превеликим удовольствием, приготовил по такому случаю свой лучший мундир и старательно разгладил щупальца.

Миссис Феррарс тоже числилась в списке гостей, но Элинор не знала, будут ли на обеде ее сыновья. Однако возможности познакомиться с ней было довольно, чтобы заинтересовать Элинор.

Вечер обещал и другие развлечения. Учитывая, как мало времени на Станции требовалось в общей сложности на еду, по традиции здесь большое внимание уделяли послеобеденным увеселениям. Поскольку Фанни Дэшвуд была совершенно очарована Мидлтонами, Элинор не удивилась, когда их вниманию было предложено самое изысканное времяпрепровождение — соревнования в ловкости и силе между домашней прислугой Дэшвудов и разнообразными морскими созданиями.

В тот знаменательный вторник, выходя из гондолы перед домом Дэшвудов, Элинор повстречала Люси, разыгравшую перед ней величайшее волнение.

— Пожалейте меня, милая мисс Дэшвуд! — сказала она. — В этом доме нет никого, кто мог бы мне посочувствовать! Право, я едва стою на ногах. Боже милостивый! Через несколько мгновений я увижу ту, от кого зависит мое счастье… кто станет моей матерью!

Миссис Феррарс оказалась невысокой и худощавой женщиной с горделивой осанкой и суровым взглядом. Черты лица у нее были мелкие, а само лицо болезненно, некрасиво и от природы невыразительно. Когда Фанни обнесла ее главным блюдом, изящно сервированным студнем со вкусом бифштекса, она даже не сочла нужным дать пространное словесное выражение своему презрению к станционной кухне, а лишь сморщила нос и пробормотала: «Фу». За весь вечер она произнесла всего несколько слов, и ни одно из них не касалось мисс Дэшвуд, за которой она наблюдала с твердой решимостью осуждать каждый ее поступок.

Элинор такое отношение смутить не могло. Несколько месяцев назад оно бы ее глубоко задело, но теперь расстроить ее было не во власти миссис Феррарс.

Совершенно иное обращение с сестрами Стил — миссис Феррарс, очевидно, выделила их, чтобы уязвить Элинор еще больнее, — лишь развлекало ее. Она не могла сдержать улыбки, глядя, как любезны мать и сестра Эдварда с Люси, которую они первые бы унизили, знай они всю правду.

Ею же, не таящей против них столь действенного оружия, обе демонстративно пренебрегали. Но, улыбаясь столь неуместной любезности, Элинор не могла не задуматься о том, какая низость духа ее породила, и не испытать презрение ко всем четырем, а затем принялась припоминать способ убиения человека двумя пальцами, прижатыми к горлу, которому ее однажды научил сэр Джон, будучи изрядно навеселе.

Обед был прекрасен, слуги многочисленны, и все свидетельствовало как о слабости хозяйки к показной роскоши, так и о способности хозяина потакать ее слабостям. Послеобеденные увеселения были великолепны: сначала один слуга сыграл с морским коньком три партии в русскую рулетку, затем горничную посадили в аквариум с рыбой-бритвой, откуда она должна была выбраться. Миссис Феррарс выразила недовольство: рыба-бритва стара и медлительна, бритвы у нее тупые, и будь она сама помоложе, выбралась бы из бассейна гораздо быстрее негодной служанки.

Незадолго до отъезда из Норленда Элинор вырезала для своей невестки пару попугаев-неразлучников из плавуна, которые и попались на глаза Джону Дэшвуду, сопровождавшему в гостиную остальных джентльменов, и он немедленно вручил их полковнику Брендону, дабы разделить с ним свое восхищение.

— Их вырезала старшая из моих сестер, — сообщил он, — и, смею предположить, вам, как человеку, не обделенному вкусом, они должны понравиться. Не знаю, видели ли вы прежде работы Элинор, но все считают ее чрезвычайно искусным резчиком.