Звезда Cтриндберга - Ян Валентин

Еще один рывок – на этот раз вагон тронулся с места и опять остановился. Прошло несколько минут, прежде чем маневровая дрезина потащила их к месту назначения. Эва прислушалась, как все быстрее постукивают на стыках колеса. Уже почти в полусне она задала последний вопрос:

– Перед уходом она сказала что-то на идиш. А диспетчера, который направил поезд метро по запасному пути, назвала shmok.

– Надежда умирает последней, – ответил Дон невпопад. Она поняла, что он уже не в состоянии отвечать, но удержаться не могла:

– А почему Серебряная Стрела?

Дон повернулся к ней и погасил оранжевый ночник. Потом выкатил из-под койки ящик на колесиках, нашел одеяло и укрыл им обоих. Повернулся на спину. Сон как рукой сняло. Он таращился в темноту, пытаясь уловить ритм в стуке колес.

– Дон?

Их вагон остановился на каком-то запасном пути, и мимо с воем пронесся невидимый состав.

– Дон, – повторила Эва.

– Старая басня, – промямлил он.

– Какая старая басня? – не унималась Эва.

И тогда он шепотом поведал о поезде мертвых, который носится по всем веткам стокгольмского метро. Мертвецы смотрят в окна на живых… и серебристые вагоны открываются на станциях как ни в чем не бывало…

Он говорил все более неохотно.

– Но если кто-то решится войти в этот поезд… Серебряная Стрела, подземный Летучий Голландец… если кто и решится войти в этот поезд, то выйти он может только на одной станции – Чимлинге, станции мертвых.

Дон замолчал, прислушался к дыханию Эвы и понял, что она спит. В четверть седьмого их вагон прибыл в Вестбергу, где его прицепили к поезду, идущему на юг. И только тогда он немного расслабился.

Постепенно исчезли все звуки пробуждающегося большого города – сигналы автомобилей, полицейские сирены… в купе царила темнота. И наступившая тишина нарушалась лишь ритмичным перестукиванием колес на стыках рельсов.

Эва во сне взяла его руку и положила себе на плечо. Он придвинулся поближе, ощущая приятное тепло ее тела.

– Шмок – значит недотепа, – сообщил он и провалился в сон.

В свое время носились с величественным планом – оставить город, как есть, в руинах. Как напоминание об ужасах войны. Но практически этот художественно-политический проект оказался неосуществимым: люди, жившие в Ип-ре до войны, во что бы то ни стало хотели туда вернуться. И как их ни уговаривали – посмотрите, мол, сами, возвращаться некуда, сплошные развалины, – они не унимались.

В 1918 году власти сдались. Начали строить временные жилища, выбирая место среди груд хлама, когда-то бывшего городом. На центральной площади Гроте Маркт осталась только обгоревшая колоннада, напоминающая, что когда-то здесь стоял кафедральный собор, да еще разрушенная часовня в Лакенхалле, Суконных рядах. Словно кто-то гигантским рубанком сострогал город Ипр с плоского бельгийского ландшафта.

Конечно, причиной всех выпавших на город несчастий было его стратегическое положение. Наверное, закладывая Ипр, никто не думал, что город в плодородных долинах Западной Фландрии, всего в нескольких десятках километров от смотрящего на Англию берега Северного моря, станет приманкой для множества европейских завоевателей. На востоке – Германия, на юго-западе – Франция. Пожалуй, не было армии, которая не доставила себе удовольствие пройти маршем по территории, где не было ни единой естественной преграды для успешного похода.

Не успели заложить город, как его тут же ограбили римские легионы. А когда в Средние века Ипр благодаря торговле сукном достиг относительного благополучия, с севера явились англичане и разрушили город до основания. В довершение этих бед началась эпидемия чумы, и в начале четырнадцатого века в Ипре осталось не больше двух тысяч человек, каким-то чудом избежавших гибели.

Город вложил огромные деньги в постройку земляных валов и укрепление крепостных стен – но тут появился порох и превратил все эти сооружения в очень дорогие, но бесполезные театральные кулисы. Потом последовали столетия беспрерывных французских осад. Ипр захирел окончательно.

В начале двадцатого века редкий школьник даже в таких городах, как Брюгге или Гент, мог ответить на вопрос, что это за город и где он находится, – а ведь речь шла не об Индии или России, а о Бельгии, стране с крайне ограниченной географией.

В октябре 1914 года началось массивное наступление немцев. Лавина войск катилась через Западную Фландрию – немецкие полководцы приложили к карте линейку и обнаружили, что это кратчайший путь до Франции и Парижа. Полководцы союзников, в свою очередь, поразмышляли и решили, что Ипр, который был для них не более чем булавочной головкой на карте, как раз то место, где наступление немцев должно быть остановлено, чтобы избежать сворачивания линии обороны.

Эта операция получила название Ypres salient, Ипрский выступ, и в нескольких километрах от городских стен начали рыть первые окопы мировой войны.

Прежде чем окончательно застрять, немцы успели окружить город с трех сторон, и Ипр стал мишенью для орудий, установленных на окружающих город невысоких холмах. К ноябрю 1914 года в «битве» за Ипр было уничтожено четверть миллиона человек, но союзники уперлись и уступать не желали.

В берлинских газетах это вялотекущее сражение называли «детоубийством» – целое поколение солдат-подростков было разорвано на куски в глинистых полях под Ипром.

Меньше чем через полгода, в апреле 1915-го, бойня началась заново. Передовая немецкая промышленность освоила выпуск нового оружия: гигантских пушек, снаряды для которых весили чуть не тонну каждый. И через несколько недель от средневекового Ипра ничего не осталось.

Третье сражение у Ипра по своей бессмысленности можно назвать моделью всей Первой мировой войны. Пять месяцев проливных дождей окружили город непролазной грязью, и в это болото, на колючую проволоку и немецкие пулеметы, союзники, волна за волной, посылали неоперившихся юнцов все новых призывов. Попытки прорвать немецкий фронт продолжались до ноября 1917 года. Единственным результатом этих попыток были ордена генералов, не считая гибели еще миллиона солдат. После этого и немцы, и союзники подустали, и обе стороны дожидались конца войны на точно тех же позициях, что и в ее начале.

На деньги, полученные от Германии в качестве репараций (через четверть века эти репарации приведут к новой войне), Ипр осенью 1918 года начали отстраивать заново. Временные жилища понемногу исчезали. Особенно тщательно восстанавливали гордость города – великолепный готический ансамбль Лакенхалле, Суконных рядов. Стрельчатые окна стали едва ли не лучше прежних. В 1967 году на семидесятиметровой главной башне установили новые колокола, и когда над городом поплыл их торжественный звон, казалось, что катастрофа начала века – не более чем страшный сон.

Но для тех, кто не хочет забывать страшную, бессмысленную бойню, есть таблички – они указывают дорогу к окопам Первой мировой войны. Начинается этот маршрут у монументального фасада Суконных рядов. Если присмотреться, вы увидите на стенах желтые стрелки. Они идут вдоль Меенсестрат, где сотни тысяч молодых людей маршировали на северо-восток. На верную гибель.