Спасатель - Александр Калмыков

Пока простой люд праздновал победу, священники во всех церквях торжественно несли службу, а лихие юноши лазили по рву в поисках приключений, в княжеских палатах проходило итоговое совещание по результатам сражения.

Теперь мне было совершенно непонятно, как я раньше мог сомневаться в благополучном исходе битвы. Особенности природного ландшафта и продуманная система фортификации взяли верх над выучкой, вооружением и настойчивостью татар. Потери убитыми и тяжелоранеными у них составили не меньше двух тысяч, у нас же раз в двадцать меньше.

Да вот только высший комсостав Козельска бурной радости не проявлял. Мы уже битых два часа сидели за длинным столом, иногда отщипывая кусочки от лакомств, разложенных на блюдах, и лишь изредка обменивались скупыми фразами. Причины для торжества у нас не было. Формально это как бы и победа, тут не поспоришь. Да только по факту выйти из крепости мы все равно не сможем, а Батый, избавившись от лишних едоков, причем, в основном, легковооруженных, увеличил свои шансы протянуть до конца паводка. А там подоспеют его тумены, и останутся от нас только рожки да ножки. И если еще вчера мы надеялись на продолжение переговорного процесса, то после кровавой бойни хан с нами разговаривать уже не станет. В общем, никакого улучшения ситуации пока не наблюдается, а на вопрос — что делать дальше, никто ответить не мог. Выйти и добить более сильного врага мы не в состоянии, пойти на мировую не можем, а пересидеть и подождать, пока кочевники вернутся в степи, не получится.

Нет, нельзя сказать, что никаких мыслей вообще не было. Идеи-то выдвигались, но вот разумных — ни одной. То предлагали выйти всем темной ночью за стены и перерезать агарян спящими, то удумали женить одного из князей на монгольской царевне Алсу Батыевне, то намеревались послать за помощью в Киев. Кто-то высказался за то, чтобы бросить имущество и прорываться всем в правобережные леса. А один боярин даже внес предложение переодеть единственного востоковеда в наших рядах, то есть меня, в татарское платье и подослать в ханскую ставку, чтобы зарезать Батыя.

Подобную чушь даже не рассматривали. План разгрома отборной степной рати прямо в её лагере был просто абсурдным. Намерение заключить династический брак немножко припоздало, ведь теперь Козельск стал для монголов «злым городом». В далеком Киеве князья сейчас начнут меняться с калейдоскопической быстротой, и кроме своих интересов они ничем заниматься не станут. Перспектива разом отправить как минимум тридцать тысяч человек в зимние леса тоже никого не вдохновила. Ну а задумка сделать из меня ниндзю-шахида откровенно идиотская.

Утром, на свежую голову, тоже ничего не придумывалось, и, когда наместник распустил совещание, я, поглазев еще раз на гору павших захватчиков под стеной, потопал испытывать свой шар. Увы, но то ли расчеты оказались неверными, то ли я что-то неправильно вспомнил, или же конструкция оказалась далека от совершенства, но аэростат оказался негодным для использования. Он не только не мог оторвать от земли самого худосочного из дружинников, но даже оказался не в состоянии взлететь с щуплым подростком, которого я выбрал в добровольцы.

* * *

После великого штурма прошла почти неделя. Сугробы постепенно осели, а на освещенных солнцем полях вообще превратились в отдельные островки. Начался ледоход, вода в речках значительно поднялась, и татары постоянно чинили свою переправу через Жиздру, удлиняя и укрепляя её.

Хотя я полагал, что уже никогда не пойду ни на какие переговоры с дикарями, но на второй день после сражения мне снова довелось побеседовать с Йисуром. Дело в том, что из санитарных соображений следовало куда-нибудь убрать тела павших монголов, и мы решили договориться о гуманитарном перемирии. На эти переговоры Батый и прислал нашего старого знакомца, справедливо полагая, что мы уже смогли найти с нойоном общий язык. И в результате все остались довольны. Нам достались трофеи, а противнику — возможность достойно похоронить своих павших.

В остальном также жаловаться было не на что. В городе запасов хватало, неимущим хлеб и сено раздавали из княжьих запасов, дров тоже припасли немало. Вот монголам, тем приходилось несладко. Они разослали многочисленных фуражиров во все стороны, надеясь хоть на какую-то поживу, но больших обозов, везущих провизию, что-то не наблюдалось.

С Титом Цвенем я старался не сталкиваться и, от греха подальше, попросил командование поселить боярина в другом районе города. Чем реже мы будем встречаться, тем лучше. Сетовать на его мелкие козни некому, не Ярику же, в самом деле, жаловаться, а если дело дойдет до конфликта, то спор решится отнюдь не философским диспутом.

Единственно, что плохо — из-за воцарившегося спокойствия я стал замечать мелкие бытовые проблемы: постоянно спать на деревянной кровати, хоть и прикрытой тонкой периной, но довольно жесткой, не иметь возможности искупаться в ванне, нормально почистить зубы, да и просто умыться с мылом. Борода, правда, уже не так надоедала, как поначалу. От нее даже имелась некоторая польза. Например, когда мне задавали трудный вопрос, я мог тянуть время, солидно поглаживая бородку. Еще доставляло неудобств отсутствие сменной одежды, но Сбыслава перешила на меня старые рубашки Ростислава, так что я мог менять их каждый день.

В общем, тишь да гладь. Тем сильнее я удивился, когда неожиданно меня разбудили до зари с сообщением, что заречная сотня рапортует о начале атаки. Ерунда какая-то, как они собираются нападать при пятикратном превосходстве монголов? Верно, им просто не хватило заранее оговоренных сигналов, и сказать они собирались совсем другое. Скорее всего, просто намереваются прорываться к нам.

Рассвет я встретил на юго-восточной башне. Все кмети уже облеклись в броню, но ждали под стенами. Лишь сотни две лучников поднялись наверх и осторожно, стараясь остаться незамеченными, заняли места у бойниц. До татарского лагеря на том берегу отсюда из лука не дострельнуть, но если наши начнут переправляться под стенами крепости, то мы сможем их прикрыть. Затащили наверх на всякий случай и небольшие лодки-долбленки. Мало ли, вдруг пригодятся.

Горожане, привыкшие вставать рано, недоуменно рассматривали военные приготовления, не понимая, почему не бьют в набат и не зовут всех к оружию. Впрочем, я тоже мало что понимал, продолжая строить разные гипотезы, а когда татарское становище на том берегу накрыло градом стрел, удивился еще больше. Нападение было столь стремительным, что заняло считанные минуты. Сразу вслед за первыми залпами на сонных противников навалилась целая армия, и мало кто из татар успел схватиться за лук или топор. Неизвестные дружинники сумели подкрасться незаметно и сражение, вопреки законам и обычаям войны, начали без боевого клича. В общем, операция прошла идеально. Сбор трофеев и то занял больше времени, чем сама стычка.

Торопясь узнать, кто к нам пожаловал, Медлило приказал спустить пару лодок и отправить вестоношей. Хотя мне, как и прочим боярам, следовало ждать на месте, но вечный зуд исследователя звал вперед. Скинув броню, я ухватил покрепче веревку и соскользнул по ней вниз. Первая лодчонка уже коснулась жиздринской глади, и я сразу занял в ней место. Двое кметей из Городецкой дружины, спустившиеся вслед за мной, отвязали весла и погребли вверх по течению. Справа от нас проплыл высоченный вал, потом ров, а через несколько сот метров, где берег становился сравнительно пологим, находилась татарская переправа. Через неё уже пошли таинственные дружинники, и когда мы высадились на берег, там уже стоял высокий воин, оглядывающий далекий лес, где таился основной монгольский лагерь.