Таифская роза Адама - Иман Кальби

— как доставить удовольствие своему господину.

Снова нежное прикосновение к голове, которое тут же сменяется жестким захватом на волосах. Она только и успевает, что вскрикнуть, когда он с силой сжимает копну ее волос, заставляя поднять голову. Губы непроизвольно раскрываются и он проталкивается внутрь. Теперь он внутри. Смотрит потемневшим, алчным взглядом. Дышит через рот со свистом. Ему хорошо.

— Зубы убери и расслабься. От тебя теперь ничего не зависит. Я буду брать.

Адам действовад жестко. Ника понимала, что если бы она правда не смогла отпустить ситуацию в своей голове и пыталась бы сопротивляться, это бы было очень больно, даже травматично. Он входил по самое горло, то и дело заставляя ее закашливаться. И все же его утробные стоны и искаженное лицо заставляли ее получать какое-то дикое, животное удовольствие от его бесцеремонных действий.

— Ника, девочка моя… — шептал он самозабвенно и после серии порывистых толчков излился в нее.

Она не помнила, что было дальше. Только в какой-то момент поняла, что лежит на кровати. Ее руки были все еще в наручниках и затекли, но он не спешил ее отпускать. Планомерный прохладный поток воздуха из кондиционера приятно ласкал кожу. Она не сразу поняла, что под бедрами у нее лежала внушительных размеров подушка, делающая ее попку выставленной для него.

Почувствовала тепло тела мужчины. Адам был на ней. Вернее, она лежала между его ног. Он же нежно поглаживал ее круговыми движениями.

— Ай, — вскрикнула она, когда почувствовала его укус на своем плече. Дернулась. Минута — и это же место опалило его горячее дыхание и такой же горячий поцелуй. Он делал так много-много раз, опускаясь все ниже. По лопаткам, позвоночнику, пояснице, ягодицам. Когда был совсем низко и лизнул ее между ног, она не выдержала и резко выгнулась с болезненным стоном. Разожженное, подобно углям, им желание в ней готово было взорваться.

Но Адам не спешил. Небольшая пауза. И тут же она почувствовала нежное прикосновение к коже. На этот раз масляное. Комнату наполнил утонченный аромат. Это роза, она знала безошибочно. Ни с чем ей не перепутать этот аромат. Адам эротично и умеючи втирал в нее эссенцию красоты и любви. И она послушно отдавалась ощущениям. Когда все ее тело было тщательно промассировано и умаслено, он собственнически сжал ягодицы.

— Сейчас нам предстоит небольшой опрос, Ника. — снова пальцы между ног. Поглаживают так умело, что внутри все закипает, — отвечаешь честно, я продолжаю тебя трогать там до того, пока удовольствие не поглотит тебя. Врешь и тогда, — ее ягодицы обжег сильный шлепок, болезненный, казалось бы, ощущавшийся еще сильнее из-за того, что кожа была смазана, — получишь вот это. Все ясно?

— Да, господин, — тихий, покладистый ответ…

— Тебе нравится быть со мной?

— Да, господин…

— Когда ты поняла, что тебя ко мне тянет?

— Почти сразу… В первый день. Когда наши глаза пересеклись…

— Тебе нравится все то, что я делаю с тобой? — снова порхание пальцев между ног. Ее трясет. Ей так хочется потушить этот пожар. Хочется почувствовать его, наконец, в себе…

— Да… — говорит протяжно, с придыханием, — да, господин.

— Что ты еще разрешила бы мне с тобой сделать? — спрашивает и одновременно тянется вторым пальцем к колечку между ягодиц. Она невольно сжимается, он болезненно шлепает, заставляя расслабится.

— Адам… — шепчет хрипло, закидывая голову, — прошу…

Снова шлепок, оставивший на коже красную пятерню.

— Ника, честность и покорность, ты помнишь? Как ты должна меня называть?

— Шейх Адам… Пожалуйста…

— Что пожалуйста, Ника?

— Хочу Вас… Внутри… Пожалуйста…

— Как ты хочешь, чтобы это произошло? — спрашивает, сам хрипя на грани того, чтобы сойти с ума.

— Лицом к лицу… Глаза в глаза… Мне важно… Смотреть в Ваши глаза…

Она успевает только вскрикнуть, когда он поднимает ее, словно бы она была просто пушинкой. Усаживает сверху на себя, так и не расцепив руки.

— Приподнимись на ногах и опустись сама, — приказывает.

— Но ведь мои руки связаны.

Не повторяет, снова шлепает по ягодице. Она всхлипывает и поражается тому, как легко, словно бы по маслу, оказывается в нем. Все дело в том, что она сейчас дико влажная для него.

Громко, протяжно выдыхает в экстазе. Она уже привыкла к этому идеальному, совершенному чувству наполненности… Это все еще болезненно, потому что она слишком узкая для его огромного члена. И в то же время, это дико сладко…

— Шейх Адам… — выгибается, запрокидывая голову и начиная двигаться сама.

— Голодная девочка… — говорит он, с силой сжимая ее бедра. Хочешь кончить?

— Да… Пожалуйста… — снова молит. Отчаянно. Всхлипывая, — быстрее, быстрее… Пожалуйста… Умоляю. Быстрее…

Он следует ее мольбе. Убыстряет ход. Их дикие скачки отдаются жалобным скрипом старинной большой кровати, наверняка, познавшей много видов страсти за свои века, но все равно сейчас пораженной их напором…

— Адам! — кричит она, когда страсть накрывает их обоих одновременно своей кульминацией, с головой, — Адам… Адам…

Повторяет, когда ее тело содрогается в оргазме с такой силой, что сердце вот-вот разорвется…

Слышит, как он тоже хрипит — его голос словно бы на отдалении, на расстоянии, приглушен — потому что в ее ушах звенит.

Адам все еще был в ней, когда она все еще ловила последние всполохи удовольствия, когда металлический захват наручников на ее руках ослаб.

Ника с хрустом протянула руки перед собой. Ее дыхание все еще было сбившимся. Грудные клетки их обоих соприкасались, они порывисто дышали в унисон.

— Последний честный ответ, красавица, — тихо спросил Адам, нежно поглаживая ее по покрытой испариной спине, — какой вид яда был в Петрюсе? Через сколько я умру? Это будет легкая, мгновенная смерть или мучительная и долгая?

Тело Ники напряглось, как струна. Она, казалось, даже перестала дышать… Адам же, напротив, продолжал оставаться совершенно спокойным, совершенно расслабленным. Его рука все так же гуляла по ее спине, нежно, поглаживая.

— Не спрашивай и не удивляйся, красавица… Вернее, — приподнял ее лицо, нежно, заботливо, посмотрел в глаза, — Ваше высочество… Ведь так должны называть прекрасную Никаулу Бинт Мунир Ибн-Фил, единственную дочь свергнутого мной правителя Таифа?

* * *

Он видел, как ее глаза наполнились невыплаканными слезами, превратившись в два темных бездонных озера.

— Когда… ты узнал? — спрашивает опустошенно, тихо и сипло.

Адам обреченно усмехается в ответ.

— Сразу, Никаула… Когда увидел твои глаза в первый раз… Во время выступления на сцене. Ты очень похожа на свою мать. Ее взгляд я не забуду никогда…

Он говорил это — и одинокая слеза покатилась прозрачной бусинкой по щеке. Ника отстранилась от него, села на край кровати.

— Я знаю, Адам… Я знаю, что это ты