Девушка под сенью оливы - Лия Флеминг

* * *

Девушка в тяжелом суконном плаще медленно прокладывала себе путь среди царящего вокруг разора. Дым пожарищ выедал глаза, под ногами – сплошной покров из разбитого стекла. Люди растерянно мечутся среди развалин, пытаясь отыскать своих близких. Все то и дело задирают головы в небо. А вдруг снова налет? Девушке во что бы то ни стало надо добраться до Халепы. Она и так уже опоздала на дежурство. Скорее всего, не она одна. Но надо торопиться! В больнице уже, наверное, полно раненых. Кто займется ими? А кто станет врачевать разбитые сердца, кто залечит горечь утраты близких, страх перед неизвестностью завтрашнего дня? Подойдя к клинике Красного Креста, она вздохнула с облегчением. Слава богу, эта часть города почти не пострадала. Длинная очередь змеилась у входа в клинику.

– Сестра! Сестра! – схватила ее за руку какая-то женщина с обезумевшим взглядом. – Помогите мне отыскать мужа. И мои маленькие птички куда-то пропали.

– Сестра! У моей жены открылось кровотечение. По-моему, у нее начались схватки! Помогите!

Вместе с мужчиной они подхватили молодую женщину и повели ее сквозь толпу.

– Пропустите! – отрывисто скомандовала она людям. – У женщины начались роды.

– Слава богу, хоть вы пришли! – встретил ее в вестибюле доктор, на ходу вытирая о халат перемазанные кровью руки. – Катастрофически не хватает людей! Что с ней?

Йоланда быстро ввела врача в курс дела, и они, положив роженицу на каталку, покатили ее в операционную. И лишь там обнаружили, что несчастная уже испустила дух.

Йоланда готова была разрыдаться от такой несправедливости, но времени на собственные чувства не было. Закрыв лицо умершей, она вышла к мужу роженицы, чтобы сообщить ему печальную новость. Кое-как успокоив плачущего мужчину, она выпроводила его за дверь и услышала гул самолетов и свист и грохот разрывающихся бомб. Снова всех больных надо в срочном порядке эвакуировать в бомбоубежище. Она вместе с больными несколько часов просидела скрючившись в три погибели, пока не прекратился самый страшный и самый продолжительный за это утро налет на Ханью. Но мысли ее витали далеко. Как там ее родители? Успели они спрятаться в подвале под типографской мастерской дяди Иосифа, у которого поселилась их семья после переезда на Крит? Типичный еврейский квартал – всего лишь в нескольких улицах от старинной Венецианской бухты, с давних пор застроенной складскими помещениями и военными арсеналами. Но напрасно бегали в арсеналы сыновья дяди, прося выдать им оружие для защиты себя и своих близких на случай, если враг вторгнется на остров именно со стороны моря. Оружия, несмотря на то что им были забиты все склады, так и не дали.

После своего неожиданного появления на острове Йоланда редко покидала еврейский квартал. Родители, возликовав, что дочь наконец-то снова с ними, постоянно держали ее при себе, отпуская в город только в сопровождении родственников. В типографии печатались газеты для британских войск, расквартированных на острове. Отец помогал переводить английский вариант газеты «Новости Крита» на греческий, уже для распространения среди местного населения.

Йоланда никогда не рассказывала родителям, что попала на Крит благодаря чистой случайности, вернее благодаря трагичному стечению обстоятельств. Она никогда не забудет ту кошмарную ночь, когда они в составе миссии Красного Креста помогали эвакуировать раненых британских солдат и когда прямо на их глазах взлетел на воздух один из кораблей, стоявших в гавани. Йоланда, как и другие, бросилась на помощь уцелевшим после взрыва, спасая раненых и вытаскивая из воды живых. Какой-то молоденький солдат буквально впился ей в руку и тут же потерял сознание, передоверив ей свою угасающую жизнь. И как она могла бросить его в таком состоянии? Так, рука в руке, они и оказались на плавучем госпитале. Стоя в очереди на оформление всех соответствующих бумаг на спасенного солдата, Йоланда спохватилась лишь тогда, когда услышала гул двигателей и почувствовала легкую качку. Корабль под прикрытием темноты вышел в море. О том, чтобы бежать на палубу и умолять кого-то вернуть ее назад на пристань, не могло быть и речи. Кто станет разворачивать судно ради какой-то медсестры? К тому же медсестры были нужны и здесь, на борту плавучего госпиталя. А когда спустя несколько часов она узнала, что судно плывет на Крит, то и вовсе пришла в себя и даже успокоилась. Жизнь сама распорядилась ее судьбой, сняв с нее бремя принятия решения, мучившего ее все последние недели: что делать – оставаться в Афинах или уезжать к родителям на Крит?

И вот выбор сделан, причем без ее участия. Одно волновало Йоланду: как там Пенни? Живы ли все те медсестры, которые занимались посадкой раненых на другой корабль? И где они сейчас? Потом до острова стали доходить слухи о том, что немцы потопили в ту ночь не один корабль. Йоланда испытала смешанные чувства. С одной стороны, она была рада, что выжила в том аду. И одновременно испытывала горечь, понимая, что вряд ли ей когда-нибудь суждено свидеться с Пенни. Правда, на Крит она прибыла в чем стояла. Ни документов, ни вещей. Только карточка аккредитации медсестры Красного Креста, но зато на острове ее ждут отец и мать. При мысли о том, что уже совсем скоро они заключат ее в свои объятия, настроение сразу же улучшилось.

Мать встретила дочь слезами, и словно теплое пушистое одеяло опустилось на Йоланду сверху и укутало ее с головы до ног. Разумеется, ни о какой работе не могло быть и речи. Всякий раз, когда Йоланда заводила разговор о том, что хочет обратиться в местное отделение Красного Креста, мать начинала рыдать, причитая:

– Ты и так уже сделала для Греции более чем достаточно. Ты нужна нам дома! Наконец-то мы снова зажили одной семьей! У меня столько планов!

Когда начались регулярные налеты на Ханью, многие их соседи из числа православных греков подались в горы или в деревню к родственникам, подальше от беды. Еврейская община на острове была небольшой, человек триста, не более, и обитатели еврейского квартала пока оставались на своих местах, но что-то надо было делать. Бомбили не разбирая, где греки, где евреи. Гибли и те и другие, и спасать нужно было и тех и других. А потому, как завыли сирены, предупреждая об очередном налете, Йоланда, вместо того чтобы лезть в укрытие, снова облачилась в свою медицинскую форму и решительно направилась к дверям.

На все протестующие крики матери она ответила просто:

– Я должна идти туда, где смогу помочь людям. Или ты не хочешь, чтобы я спасла чью-то жизнь?

Отец лишь бережно взял ее руку и тихо сказал:

– Будь осторожна! И возвращайся домой как можно скорее.

Стоило ей переступить порог клиники, как она поняла, что поступила правильно. В клинике было полно работы, и каждая пара рук ценилась на вес золота. Огромное число раненых, как военных, так и гражданских, и море слухов, противоречивых, но одинаково пугающих. «Англичане драпают…», «Нет, англичане дали фрицам прикурить…», «Говорят, немцы уже взяли аэропорт…», «Завтра они будут в Ханье!»

Слухи клубились и множились, но Йоланда была слишком занята работой и слишком уставала, чтобы вникать в посторонние разговоры. Иногда у нее появлялось чувство, что война длится уже годы и годы, и она годы и годы занимается тем, что перебинтовывает раны, спасая всех, кого можно спасти. А еще она очень скоро убедилась в том, что критяне отнюдь не горят желанием оказаться под пятой оккупантов. Все население острова как никогда сплотилось в своем стремлении дать достойный отпор врагу.