Демидовский бунт - Владимир Буртовой

– Ироды, что творите… – прохрипел Добрыня, делая попытку встать на колени. – Скор ты на руку, Викентий, не пожалеть бы тебе другим часом!

Стражники навалились, сорвали у него с пояса топор, скрутили руки и поволокли полузадушенного парня к вырубке, привычно бросили животом на полуметровый пень старой сосны, сдернули кафтан.

– Наддайте ему ременной лапши погуще! – распорядился Викентий Афиногенович, а сам косится на мужиков – не кинулись бы скопом, как днями на заводе, не миновать тогда кровопролития.

– Бить супротивника, пока пузом пень до земли не изгладит! – люто взъярился приказчик и по-волчьи оскалил крупные прокуренные зубы. – Бить нещадно, чтоб и другим в пример было!

Добрыня под жгучей плетью вскрикнул, рванулся было, но двое стражников крепко держали его, перегнутого, за голову и за ноги. Болезненно охнул рядом с отцом Киприаном старый Дорофей, смахнул пальцами слезы с ресниц. И тут словно соборный колокол над городом, притихшим перед нежданной бедой, раздался громоподобный бас:

– Остановись, бесчеловечник! Не то предам тебя анафеме! – Отец Киприан растолкал мужиков и, выставив в вытянутой руке большой крест с распятьем, подступил к ошеломленному приказчику. – Кладу епитимью на твою грешную голову – сорок дней и ночей молить тебе Господа о прощении греха тяжкого! Ибо очерствела душа твоя и тело твое превратилось в сонмище злобы и кровожадности! Аще похощешь нарушить епитимью, в ту же ночь не встать тебе и узреть в полной памяти собственное успение! Аминь! – И отец Киприан, широко размахивая сверкающим позолоченным крестом, осенил приказчика святым знамением.

– Кто?.. Кто это? – вскрикнул приказчик, только теперь приметив страшного горбуна в монашеском клобуке и черной рясе.

– Святой отец Киприан это, Викентий Афиногенович, – поспешил пояснить сотский, потрясенный страшной церковной карой, павшей на приказчика: поставил-таки отец Киприан Викентия в пень! Шутка ли – сорок дней и ночей отмолить в церкви Богу!

– Беглый? – выдавил с надеждой приказчик, оглядываясь на верных стражников, растерянно замерших совсем рядом с Добрыней.

– Не злословь всуе, грешник, о чем не дано ведать тебе! – вновь возвысил голос отец Киприан, подошел, решительно отпихнул стражников от избитого Добрыни. Парень со стоном скатился на истоптанную около пня траву. Двоюродные братья подняли его и понесли к избушке перевязать.

– Послан я преосвященным Лукой, епископом Казанским и Свияжским, в восточные земли проповедовать святую веру и дозревать, крепко ли чтит здешнее население заповедь божью: возлюби ближнего, яко себя! Тобою, раб божий Викентий, вторая сотня грешников мною почата для всеочищающей епитимьи. Молись, сын мой, пока Господь не закрыл уста твои тяжкой печатью вечного молчания! – Отец Киприан так же широко осенил крестным знамением смущенную мужицкую толпу, проговорил на прощание: – Не творите дел бесчинных, и тем спасете души свои от скверны, а совесть – от мук и терзаний в судный Господний час!

Мужики обнажили головы и низким молчаливым поклоном распрощались с бродячим монахом.

На опушке леса в густых кустах отец Киприан отыскал Евтихия и Илейку. Они издали следили за вырубкой, волновались – не схватили бы стражники мятежного монаха.

– Поспешим, братья. Ох и растревожил я осиное гнездо!

Пригибаясь, кинулись в сторону отвесных скал на восток от долины.

– Никак невозможно встревать нам в мирские дела. – Отец Киприан бежал тяжело, скользил на камнях. Евтихий помогал ему, сам заходясь в сухом кашле. – Стойте, тише! – вдруг прошептал монах. Замерли на месте, прислушались. Евтихий, хватаясь за грудь, приглушенно кашлянул несколько раз и утих.

Сзади и чуть правее, выше по склону, кто-то бежал: из-под ног то и дело катились потревоженные с места мелкие камни.

– Нас ловят, – прерывисто дыша, прошептал отец Киприан. Широкой ладонью смахнул испарину с морщинистого лба. – Фу-у, сочный какой я ныне, – пошутил монах, еще полминуты слушал, поворачивая голову на звук чужих торопливых шагов. – От гор отсекают, чтоб не уйти было. Старайтесь каменьями не буркать громко.

Осторожно, чтобы не шуметь каменистой россыпью, сделали было попытку уклониться влево, в сторону приречья Белой.

– Вона-а! – раздался радостный крик за спиной. В одном из преследующих отец Киприан без труда узнал усердствующего перед приказчиком сотского Аникея.

– Ну, брате, с нами крестная сила, быть теперь драке. Не сробеете? – Монах остановился, выбирая место понадежнее, чтобы не напали сразу с двух сторон. – Упятимся вон к тому камню.

– Нам ли робеть? – угрюмо бросил Евтихий. Он неспешно скинул котомку и бросил ее под отвесной стеной большого серого камня, потом деловито поплевал на ладони и половчее ухватил закаленную в огне дубину. Илейка слегка побледнел, сжал в стиснутых пальцах свой остроконечный посох.

– Иргиз, взять их! Куси-и! – А сам до времени сдерживал пса, который дыбил на спине густую шерсть и в приглушенном рычании обнажал клыки.

Справа со склона донеслись ответные крики, и через минуту между соснами замелькали алые шаровары – двое стражников!

Отец Киприан сунул руку под рясу.

– Без демидовских служек мужики за нами не погонятся. Как я выстрелю – спускай пса на них, а ты, Евтихий, в дубье второго изувера, чтоб саблю не успел вынуть…

– Ага-а, – злорадствовал цыганоподобный стражник, которого Илейка видел на заводе. Тот прыгал с камня на камень, легко увертывался от встречных деревьев и приближался к побродимам. – Попался, черный ворон! Впредь не будешь попусту каркать, народ бунтарскими речами мутить! Висеть тебе на сухом дереве…

Когда до беглецов осталось шагов двадцать, стражник проворно потянул из кармана тонкий ремень-удавку. Второй безмятежно улыбался, хватая открытым ртом воздух – запалился, бегая по горам. Саблю вынимать из ножен он и не думал – мужикам ли не сробеть перед вооруженными и сильными служилыми людьми? А от Викентия Афиногеновича всенепременно награда будет за поимку беглого монаха!

– Не рой впредь другому могилу! – с надрывом и зло крикнул отец Киприан, выхватил из-под рясы пистоль. Оглушительно громко грохнул выстрел, метнулось короткое пламя. Стражник взмахнул над головой руками с ременной удавкой, словно намеревался взлететь ввысь, качнулся и без единого слова вперед головой тяжело рухнул на заросли бересклета.

Его молоденький напарник, забыв про саблю, перепуганным сусликом метнулся в расселину, но Иргиз длинными прыжками настиг его и повис на спине. Полетели клочья новенького светло-голубого кафтана.

– Быстрее! – поторопил отец Киприан Евтихия и Илейку. Похватали котомки и полезли в гору. Позади отчаянно визжал искусанный стражник, приглушенно рычал Иргиз, а над головой звенел неистовый, взахлеб, сорочий стрекот.

Поднялись по крутому склону наверх, глянули на приречную долину с избами лесорубов – у артельного стола толпились мужики, трое стражников сгрудились около приказчика, пытаясь что-то разглядеть за стеной леса.