Казначей общака - Евгений Сухов

Волына подчинился. Глаза закрывать не полагалось (могут воспринять как проявление слабости), и он встретился со взглядами законных, которые навсегда запомнят его унижение.

Не размашисто, но очень хлестко Рафа ударил его по подставленной щеке.

Волына сел на свое место. С шумом откупорил бутылку водки и, не обращая ни на кого внимания, единым духом выпил полбутылки.

Вторым был Шаман, он злобно усмехнулся:

– А мне что прикажешь делать? Голову повернуть или наклониться?

– Я тебя и так достану, – пообещал Рафа.

Пощечина получилась хлесткой и сильной.

– Ну спасибо, уважил, – притронулся Шаман к щеке, на которой мгновенно обозначились красные следы пальцев.

Улыбка блуждала на его лице кривая, некрасивая, виноватая, но он об этом не думал.

Сдержанно шагнул вперед Герасим.

– Святой, тебя мы решили простить. Не из уважения к твоему недавнему сану, а просто потому, что деньги исчезли в твое отсутствие. Хорошо, что ты здесь, ты нам поможешь во всем разобраться.

Святой выглядел растроганным:

– Не ожидал.

– Все путем, бродяга, мы просто так не наказываем, – высказался Паша Магаданский, ослепив присутствующих блеском золотых коронок.

Битые уже сидели за своими столиками и хлестали водку. Шаман старательно делал вид, что ничего страшного не случилось. Он вообще не умел разыгрывать драму. Но каждый из законных знал, что отныне их будет разделять прилюдная пощечина. Даже при душевном разговоре никто из них не позабудет установившейся разницы.

– Но это еще не все, – продолжал Рафа напускать жути все тем же размеренным голосом. – Деньги эти вы должны вернуть. На это мы вам даем месяц. Думаю, не надо спрашивать, что будет с вами, если башли по каким-то причинам не отыщутся. – Рафа сделал паузу. – Еще вы должны внести в общак штраф в треть пропавшей суммы. Может быть, вас что-то не устраивает в нашем договоре?

Вопрос был иезуитским: так палач интересуется здоровьем своего узника, прежде чем продемонстрировать ему очередное орудие пыток.

Рафа, как и полагалось, выждал нужную паузу, а потом произнес, не сводя взгляда с усмехающегося Шамана:

– Я знал, что вы согласитесь с нашим предложением. А теперь, бродяги, давайте разойдемся. Наш город маловат для такого количества застреленных. – В зал вошел парень лет тридцати и, ни на кого не глядя, подошел к Рафе и что-то прошептал ему на ухо. После чего так же быстро вышел. На лице смотрящего отобразилась озабоченность: – Однако не думал, что они сработают так быстро. Через час омоновцы уже будут здесь. У нас с вами полчаса, чтобы собрать вещи, сесть в машины и уехать. Мы тут с бродягами покумекали. И решили… Почему бы в следующий раз нам не собраться на сход в Сочи? Тем более что тамошний смотрящий обещал нам организовать хороший прием.

– Решено, Рафа. Договорились, – загудели со всех сторон законные.

– А теперь расходимся. До встречи, бродяги.

Аркаша Печорский был законным ровно месяц. Корону с него сняли в Кургане, в следственном изоляторе, где он был поставлен смотрящим. За неделю до того он выколол на плечах большие звезды законника, истратив на эту процедуру едва ли не флакон китайской туши. Наколки велел делать глубокими, как это было заведено в старину, и тюремные художники постарались, погружая под кожу иглы чуть ли не на половину своей длины. Операция прошла не безболезненно, место рисунка сильно припухло и покраснело. Дважды температура зашкаливала за сорок, но Аркаша мужественно переносил озноб, воспринимая нездоровье как еще одно испытание на пути к короне. И когда его состояние уже нормализовалось, он узнал, что развенчан. Ему предлагалось даже вывести наколки, но это равнялось тому, чтобы сразу слечь в могилу. Рисунок был выколот на такую немыслимую глубину, что вытравить его можно было только с кусками мяса.

Вместе с титулом он перестал быть смотрящим, и на его место поставили молодого блатного, который приобретал авторитет с невероятной скоростью. Несмотря на молодость, у нового смотрящего хватило благоразумия не трогать прежнего патрона, и они жили в следственном изоляторе, как два медведя в просторном вольере: дружбы особой не водили, но и друг дружку не задевали.

Корону с него сняли, как считал Аркаша, несправедливо. Поначалу следовало бы разобраться должным образом, а уж после этого выносить строгий вердикт.

Происшествие, которое стоило вору титула законного, произошло с ним незадолго до того, как он угодил в следственный изолятор. В то время он был положенцем и следил за порядком в Тюмени, без конца примиряя между собой враждующие группировки. Получалось у него неплохо, чем он искренне гордился. Однако сходняк давно тревожили непонятные разборки, так сильно ударяющие по вложениям общака, и он решил откомандировать в регион своего эмиссара, чтобы тот разобрался на месте. Но уже через два дня эмиссар был убит. Воры связывали такой исход дела с его миссией, но Аркаша Печорский убеждал в том, что все обстояло иначе. Эмиссара, как и полагалось по рангу, встретили с надлежащими почестями и дали ему полный расклад по поводу поступления денег.

К концу дня тот изрядно утомился и пожелал развлечений. В программу досуга входило посещение стриптиз-бара и ресторана, но у гостя неожиданно обнаружился свой план: оказалось, что в этом городе у него проживала старая пассия, с которой он не виделся два года. Отослав от себя охрану, он отправился на окраину города. Охрана, проявляя благоразумие и стараясь не засветиться, проводила подопечного до старой покосившейся хибары. Из этого дома он уже более не вышел – сожитель подруги тишком перерезал вору горло, даже не подозревая о том, на кого поднял руку.

Былую пассию почившего вора вместе с ее сожителем заколотили в один гроб и похоронили живыми на окраине кладбища, там, где обычно покоятся бомжи. Но смерть законного Аркаше не простили и сместили с положенцев, а когда он, возмутившись, спросил, за что же его обидели, один из воров, хмуро улыбнувшись, произнес:

– Странный ты, однако, малый. Похоже, что вообще рогом не шевелишь. Если бы было за что, так давно бы уже убили!

Этот случай неприятным образом всплыл опять, когда на Аркашу надели корону законного. Плечи еще ныли от боли, организм еще боролся, усваивая впрыснутую под кожу тушь, а он уже был развенчан и не имел абсолютно никаких перспектив, чтобы подняться на самую верхнюю ступеньку в иерархии уголовного мира.

Если коронация была отпразднована шумно и во все концы России блатными были разосланы малявы о том, что на одного законного стало больше, то развенчание произошло сдержанно – воры пощадили самолюбие Аркаши Печорского и, сославшись на давний случай, объявили свой вердикт. Для Аркаши Печорского до сих пор оставалось загадкой, каким это образом к нему в камеру проник представитель схода – Барин, сидевший в то время за пятьсот километров отсюда. Чтобы провести подобную операцию, понадобилось немало денег! Как бы там ни было, пилюлю предстояло проглотить, и сделать это нужно было с такой равнодушной физиономией, как будто бы ничего не случилось.