Открытие природы - Андреа Вульф

Торопить Бонплана было бессмысленно; вскоре он сообщил о своем намерении отбыть из Парижа в новую экспедицию, чем привел Гумбольдта в отчаяние. Тот передал собственные образцы растений собирателям по всей Европе, а сам был занят написанием сразу нескольких книг, поэтому Бонплан был ему необходим для сосредоточения на ботанической работе. Постепенно Гумбольдт терял терпение. Впрочем, поделать он все равно ничего не мог, оставалось забрасывать старого друга письмами, состоявшими из уговоров, ворчания и просьб.

Сам Гумбольдт был куда усидчивее и уже завершил работу над первым томом труда, впоследствии превратившегося в 34-томное «Личное повествование о путешествии в равноденственные области Нового континента» (Voyage to the Equinoctial Regions of the New Continent). Книга была названа «Записки по географии растений» (Essay on the Geography of Plants) и вышла на французском и немецком языках. Книга включала великолепный рисунок его так называемого Naturgemälde о природе как совокупности единства и взаимосвязей. Текст книги представлял собой главным образом объяснение этой иллюстрации – развернутая подпись или пространный комментарий. «Я написал большую часть этой работы, находясь рядом с предметами описания, у подножия Чимборасо, на берегах Южного моря», – объяснил Гумбольдт в предисловии{745}.

Раскрашенная вручную раскладная гравюра размером три на два фута представляла собой изображение климатических зон и растений в зависимости от географической широты и долготы. Основой для нее стал набросок, сделанный Гумбольдтом после восхождения на Чимборасо. Теперь Гумбольдт был готов поделиться с миром совершенно новым подходом к наблюдению растений и прибегнул для этого к визуальному разъяснению. В Naturgemälde Чимборасо изображался в разрезе и с распределением растений от долины до границы вечных снегов. В небе рядом с горой указывалась для сравнения высота других гор: Монблана, Везувия, Котопахи, а также высота, на которую поднялся на воздушном шаре в Париже Гей-Люссак. Гумбольдт также указал высоту, которой он сам, Бонплан и Монтуфар достигли при восхождении на Чимборасо, а ниже – меньшую высоту, покоренную ла Кондамином и Бугером в 1730-х гг. Слева и справа от горы помещались колонки со сравнительными данными по силе тяжести, температуре, химическому составу воздуха и точке кипения воды, приведенными по высотам над уровнем моря. Все было представлено детально и в сравнении.

Гумбольдт использовал этот новый визуальный подход для обращения к воображению читателей, объяснил он другу, так как «миру нравится смотреть»{746}. В «Записках по географии растений» он подходил к флоре в расширенном контексте, видя природу целостным феноменом, запечатленным, по его словам, «вчерне»{747}. Это была первая в мире книга по экологии.

В прошлые века в ботанике преобладал принцип классификации. Растения часто упорядочивались по признаку их пользы или вреда для человека: либо по направлениям их использования – скажем, в медицине или в декоративных целях, либо в зависимости от запаха, вкуса, пищевой пригодности. В XVII в., во время научной революции, ботаники попытались сгруппировать растения более рационально, в зависимости от их структурных сходств и различий: семян, листьев и цветков. Они пытались упорядочить природу. В первой половине XVIII в. шведский ботаник Карл Линней произвел революцию в этой концепции своей так называемой половой системой, классифицирующей цветковые растения по признаку количества у них репродуктивных органов – пестиков и тычинок. В конце XVIII в. другие системы классификации приобрели популярность, но ботаники продолжали придерживаться представления, что таксономия – важнейшее правило их отрасли знаний.

Гумбольдтовские «Записки по географии растений» представляли совершенно иное понимание природы. Путешествия Гумбольдта снабдили его уникальным углом зрения: нигде, кроме как в Южной Америке, по его словам, нельзя с такой ясностью обнаружить ее «естественные связи»{748}. Руководствуясь своими идеями, сформировавшимися в прежние годы, он теперь переводил их в расширенную концепцию. Он взял, к примеру, теорию своего бывшего профессора Иоганна Фридриха Блюменбаха о жизненных силах – что вся живая материя представляет собой единый организм – и применил ее к природе в целом. Вместо рассмотрения только организма, как делал Блюменбах, Гумбольдт теперь брал взаимосвязи между растениями, климатом и географией. Растения были сгруппированы по поясам и регионам, а не по таксономическим группам. В «Записках…» Гумбольдт объяснял идею растительных поясов – «широких полос», как он их называл, – опоясавших земной шар{749}. (В «Записках…» Гумбольдт объясняет расселение растений в мельчайших деталях. Он усматривает связь между высокогорными хвойными деревьями в горах Мексики и Канады; сравнивает дубы, сосны и цветущие кустарники в Андах с таковыми из «северных земель». Он также пишет о сходстве мха на берегах реки Магдалены и норвежских мхов{750}.) Он снабдил западную науку новым ракурсом для разглядывания мира природы.

В «Записках…» Гумбольдт подкрепил свой Naturgemälde большими подробностями и пояснениями, добавив страницу за страницей таблицы, статистику и источники{751}. Гумбольдт соединил воедино культурный, биологический и физический миры, создав картину глобальных закономерностей. Тысячелетиями сельскохозяйственные культуры – зерновые, бобы, овощи и фрукты – следовали за человечеством. Когда человечество пересекало континенты и океаны, оно брало с собой растения и тем самым изменяло облик земли. Сельское хозяйство связывало растения с политикой и экономикой. Из-за растений вспыхивали войны, и империи создавались чаем, сахаром и табаком{752}. Некоторые растения говорили ему так же много о человечестве, сколько о самой природе, в то время как другие растения позволяли Гумбольдту заглянуть в геологические эпохи, так как они обнаруживали то, как перемещались континенты. Сходство прибрежной флоры Африки и Южной Америки, писал Гумбольдт, указывает на существование «древней» перемычки между ними{753} и также показывает, как связанные раньше друг с другом острова теперь разделились, – невероятное умозаключение, сделанное за столетие с лишним до того, как ученые только начали обсуждать дрейф континентов и теорию сдвигов тектонических плит{754}. Гумбольдт «читал» растения, как другие читают книги, и ему они раскрывали великую силу природы, движения цивилизаций и массивов суши. Никто еще не подходил к ботанике с таких позиций.