Моя сестра Роза - Джастин Ларбалестьер

– Я сдаюсь, – говорю я. – Однажды вы поймете, кто такая Роза, и пожалеете, что не послушали меня. Я иду в зал.

– Че! – говорит Салли.

– Пусть идет, – слышу я голос Дэвида у себя за спиной. Я еще никогда так не злился. Они в жизни не станут меня слушать.

В спортзале я выкладываюсь по полной, не думая о том, что у меня выходной, что нужно дать мышцам отдых. Только спустя три часа гнев покидает мое тело, и я могу снова думать о родоках, особенно о Салли, не испытывая острейшее желание избить каждую боксерскую грушу, которую только вижу. Я не могу туда вернуться. Я снова разозлюсь. Не могу видеть их. И Розу тоже. Долбаную Розу, которая проводит время с Соджорнер. Интересно, Соджорнер удивится, если я напишу ей и спрошу, как Роза себя ведет? Скорее всего.

Я проверяю телефон. Там куча сообщений. От Соджорнер ни одного. Зато несколько от Розы. «Я задавала самые умные вопросы. Опять. Теперь Сид любит меня больше всех остальных». Я пишу родокам: «Вернусь, когда перестану… – тут я зависаю: нельзя писать «злиться», ведь Салли и так думает, что я злобное чудовище, – расстраиваться». Я сажусь на скамейку возле раздевалок и смотрю на номер Соджорнер. Может, позвать ее прогуляться? Друзья ведь так делают? Мы могли бы провести время вместе. Наверное, надо позвать еще и Джейми.

Я начинаю писать: «Сходим в кино?» – и останавливаюсь. Я не хочу в кино. Можно спросить, не хочет ли она пробежаться. Она сама это предлагала. Я хотел бы пробежаться вдоль Манхэттена, убежать так далеко, как только можно. «Чем занимаешься?» Господи, ну что за детский лепет. «Думаю пробежаться, – добавляю я. – Давай со мной? Позовешь Джейми?»

М-да. Я убираю телефон в карман и решаю обойтись без душа. Вместо этого подхожу к зеркалу и отрабатываю бой с тенью, сосредоточившись на защите: быстро уклоняюсь от воображаемых ударов, ныряю, отскакиваю от своего виртуального противника, верзилы сантиметров на десять выше меня. Телефон молчит. Я встаю на беговую дорожку и бегаю двадцать минут. Утираю пот полотенцем. Проверяю телефон. Ничего. Прошло почти полчаса с тех пор, как я написал Соджорнер. Я не хочу домой. Я не хочу оставаться в спортзале. Я хочу встретиться с кем‐нибудь, кто не приходится мне кровным родственником.

Я пишу Лейлани: «Чем занимаешься?» Затем принимаю душ, переодеваюсь и проверяю телефон. «Неправильно, надо спрашивать: «Во что ты одета?» Но даже не думай писать мне сообщения с эротическим подтекстом». – «Ха-ха. Я бунтую против родителей и решил не идти домой. Можешь поддержать мой бунт?» – «Я собираюсь на частный показ нового дизайнера, о котором ты явно никогда не слышал, потому что не слышал ни об одном известном дизайнере. Сомневаюсь, что ты подобающе одет». – «Поверь, на мне новые треники и футболка». – «То, что на твоем гнусном наряде нет пятен, не добавляет тебе очков». – «Я не говорил, что на нем нет пятен. Я написал, что одежда новая». – «Почему я с тобой общаюсь, напомни?» – «Все дело в моем обаянии. Показ чего?» – «Обхохочешься. Одежды, чего же еще?»

Я подумываю, не отправить ли ей списочек всего, что можно было бы продемонстрировать на показе. Турнепс? Кенгуру? Перхоть? «Так что там с твоими стариками? Почему они злятся? Их бесит, что ты еще девственник?» – «Смешно. Я обещал, что не буду участвовать в спаррингах. А потом они засекли, как я дерусь». – «А». – «Ага». – «Ты хотя бы никого не убил». – «Они уверены, что это не за горами». – «Они с тобой вообще знакомы?» – «Сомневаюсь». – «Что за наказание?» – «Они мне больше не доверяют». – «И это их ужасное наказание? Мелковато. Я думала, тебя выпорют или что‐нибудь в этом духе». – «Насилие – это неправильно, Лейлани».

Сообщение от Розы: «Они на тебя злятся. Я напомнила им, что обычно ты хорошо себя ведешь, и сказала, что им не стоит так сердиться. Ты знал, что Сид боится высоты?»

Я решаю пробежаться даже без Соджорнер и отправляюсь в сторону Ист-Ривер-парка. Джорджи называет это время золотым часом: все вокруг отбрасывает длинные, мягкие тени. Джорджи клянчит у меня фотографии Нью-Йорка. Я останавливаюсь сфотографировать старый дом. Ей нравятся такие штуки: соседнее здание разрушили, но на боковой стене этого дома почему‐то сохранилась металлическая пожарная лестница, ведущая из ниоткуда в никуда. Я отправляю Джорджи фотографию. Она мечтает жить в этом городе.

Я делаю для Джорджи еще несколько снимков. Фотографирую гигантскую надувную крысу возле магазина одежды. Надо спросить у Лейлани, в чем тут дело. Хотя мне почти нравится это необъяснимое сочетание.

Телефон пищит. Я поставил громкость на максимум, надеясь, что Соджорнер мне напишет. Но это очередное сообщение от Розы: «Возвращайся скорее. Они злятся все сильнее». Я подумываю ей ответить, но понимаю, что тогда на меня обрушится поток еще более утомительных сообщений.

Потом пишут родоки: «Когда ты вернешься?» – «Не знаю. Я на пробежке». – «Сообщи нам». – «Ладно». Снова Роза: «Ты знаешь, что боязнь высоты по‐научному называется акрофобией?» Телефон снова пищит. Роза решила меня извести. Может, не смотреть на экран? «Хочешь пробежаться? – пишет Соджорнер. – Мне надо на воздух. Я пыталась заниматься, но не могу сосредоточиться». – «Конечно, давай».

Мы встречаемся на пешеходном мосту через ФДР-драйв, в конце Шестой улицы, на стороне парка. Соджорнер стартует, прежде чем я успеваю сказать «привет».

– Так кто тебя допекает? – спрашиваю я, догнав ее.

Она бросает на меня косой взгляд:

– Допекает?

– Кто в данный момент не дает тебе спокойно жить?

– В Австралии все так странно выражаются?

– Абсолютно все.

Она улыбается:

– Мама Ди. И мама Эл тоже. Накинулись на меня из‐за того, что я неуважительно говорила с твоими родителями.

– Прости.

– Ты ни при чем.

– Ты меня защищала.

– Не-а. Ну то есть да. Отчасти. Я говорила это главным образом для своих мам. Я знаю, что они вряд ли слушали. Взрослые не слушают. Они всегда правы.

Я смеюсь.

– Охренительно верно сказано. Что будешь делать?

– Если бы я сказала такое при своих мамах, они бы вымыли мне рот с мылом.

– В переносном смысле?

– В буквальном. Я не выражалась при них с тех пор, как мне исполнилось пять.

– Похоже, они строгие.

– Особенно мама Ди. Не то чтобы я не дерзила маме Эл. Просто она обычно молчит, но по ней видно, если я ее разочаровала. И от этого еще хуже.

Легко могу себе представить.

– Ты с ними не ругаешься?

Соджорнер смеется:

– Все время ругаюсь. Но уважительно, понимаешь?

– Господи. Как тебе это удается?

Соджорнер резко останавливается. Я по инерции пробегаю мимо, иду обратно к ней.