Четвертый крестовый поход - Джонатан Филипс

Ощущение загнанного в угол человека, который не может следовать своей воле, преследовало аббата. Девятнадцатью месяцами раньше он пылал религиозным огнем, увещевая жителей Базеля помочь в освобождении Святой Земли. Эта утрата смысла бытия у человека, воодушевившего сотни других принять крест, показывает, как жестокая реальность Четвертого крестового похода вступила в противоречие с возвышенными идеалами, с которых начиналась экспедиция. Мартин был в таком смятении, что попытался отойти от крестового похода. Он направился к кардиналу Пьетро Капуано и попросил его освободить от клятвы и позволить вернуться в свою обитель. Кардинал упрекнул его в слабости и запретил возвращаться домой до завершения паломничества.

Некоторые крестоносцы уже уезжали из Венеции в Рим, чтобы получить аналогичное освобождение от обета. Иннокентий против своей воли обещал освободить их при условии, что клятва лишь будет отложена на несколько лет. Большая часть из этих воинов была небогата, и их отсутствие не могло оказать особого воздействия на экспедицию. Однако Гунтер из Пайри замечал, что «это отступничество… остужало рьяный пыл» тех, кто еще собирался присоединиться к походу, и влияло на дух оставшихся.[273]

Разрешить покинуть экспедицию столь заметному человеку, как аббат Мартин, было нельзя. Пытаясь теснее связать его с крестовым походом, Капуано утвердил его в роли духовного наставника немецких крестоносцев и благословил аббата оставаться среди солдат, постоянно удерживая их от пролития христианской крови. Мартин был опечален этим отказом — но, как замечает Гунтер, заставил себя следовать обету и выполнять новое поручение:

Как стенал Мартин, когда не получил разрешения на отъезд,

А в Заре среди крестоносцев, устроившихся на зиму, возникли проблемы. В случае успешной осады среди победителей часто случались конфликты. Как правило, они отражали долгое трение между группами представителей из различных регионов. Так современные футбольные фанаты сбиваются в группы для того, чтобы противостоять аналогичным группировкам из других городов. Но возникшие в Заре проблемы были другого рода. Спустя лишь три дня после покорения города вспыхнула яростная драка между венецианцами и теми, кого Робер де Клари называет «меньшими» французами. Причиной была не какая-то старая вражда, а скорее пререкания из-за дележа трофеев — наследие споров о плате за доставку по морю и относительная бедность французов.

Стоимость морского проезда нанесла серьезный ущерб кошелькам большинства рядовых крестоносцев. Более того, как мы уже видели, нобли попытались потребовать с них дополнительной оплаты, чтобы покрыть недостаток денег из-за нехватки прибывших в Венецию людей. Для простых солдат разграбление города предоставляло редкую возможность добыть денег и вернуть уже потраченные крупные суммы.

То, что Зара была христианским городом, глубоко заботило часть крестоносцев — но к концу ноября город был покорен, было ли то справедливо или нет. Но противостоявшая партия (в данном случае — венецианцы) пыталась присвоить себе всю столь необходимую добычу. А поскольку ее и так считали богатой и жадной, люди решили постоять за свои трофеи.

Ранним вечером 27 ноября между французами и венецианцами разгорелся спор. Конфликт скоро охватил весь город. Начавшись как небольшая перебранка, он перерос в настоящую войну. Бойцы схватились за оружие, на улицах раздался звон мечей, хлопки арбалетов, крики раненых и умирающих. Столкнувшись с нарушением порядка, лидеры похода вынуждены были вмешаться в происходящее. Балдуин и Людовик облачились в полные доспехи и ринулись в схватку, пытаясь прекратить ее. Но беспорядок был таким ужасающим, что, словно лесной пожар, потушенный на одном участке, он снова вспыхивал на другом. Схватки продолжались всю ночь, пока солдаты в конце концов не утомились. Лишь тогда все начало успокаиваться.

К счастью, город не был сожжен дотла — а при подобных беспорядках вероятность возникновения пожара всегда была очень высока. И венецианцы, и французы понесли потери. Представитель фламандских ноблей Жиль де Ландаст был ранен в глаз и позже скончался от этой раны. Много было потерь среди рядовых крестоносцев. «Devastatio Constantinopolitana» приводит цифру в сто погибших.[275] В последующие дни и дож, и французская знать старались примирить обе группировки и ликвидировать сам источник конфликта. Виллардуэн считал происшедшее настолько значительным, что «армии едва удалось избежать полного уничтожения».[276] И все же Балдуину, Людовику и дожу Дандоло удалось, судя по всему, в достаточной мере успокоить людей, поскольку Робер де Клари писал, что «они установили столь прочный мир, что между ними никогда больше не возникало недоброжелательства».[277]

Прежде чем послы от крестоносцев достигли Рима, в Зару прибыло послание от папы римского. Иннокентий, узнав о захвате города, был опечален и рассержен ходом событий. В письме вполне отчетливо проявлялась вся гамма его чувств. От читателя никак не могли укрыться гнев и раздражение папы. Он считал, что было попрано само моральное право, являвшееся необходимым условием действий крестоносцев:

«И вот золото ваше превратилось в металл, а серебро покрылось ржавчиной, когда, отвратившись от чистоты своих планов и свернув со своей дороги на неправедный путь, вы, можно сказать, сняли руку с плуга… и когда… вам нужно было поспешить к истекающей млеком и медом земле, вы отвратились прочь, уйдя прочь в пустыню».[278]

Иннокентий обвинял в возникновении войны против собратьев-христиан дьявола, всегда завистливого к высоким чувствам: «Вы можете принести ему [дьяволу] первые плоды своего паломничества и пролитой ради демонов крови вашей, и ваших братьев». Кроме сатаны, были и другие обвиняемые. Иннокентий не скрывал своего мнения по поводу подлинных виновников, говоря, что крестоносцы связались «с ворами», под которыми недвусмысленно подразумевал венецианцев. «Хотя они лишили вас покрова добродетелей… пока они не собираются оставить вас полуживыми». Иннокентий был недоволен получением припасов в Триесте и Маглии прежде разграбления Зары. Но куда более серьезным было обвинение в том, что крестоносцы не проявили милосердия к людям, на стенах города которых висели кресты: «но вы напали на город и горожан, нанеся оскорбление Распятому, и своим чудовищным изобретательством заставили их сдаться».[279]