КВЕСТ - Сергей Деркач

– Нужно уходить.

– Куда? – девочка была растеряна.

– За нами, в лесу, наши разворачивают позицию. Мы еще сможем успеть проскочить мост.

– Зачем?

– Затем, что немцы вот-вот пойдут в атаку.

– Какие еще немцы? Какие наши?

– Марина, нет времени.

Саша хотел еще что-то добавить, но тут откуда-то из дальнего конца окопа послышался настойчивый лай Боса. Не сговариваясь, дети бросились к нему. Пес сидел перед телом солдата, который сжимал руками окровавленный живот. Он лежал с закрытыми глазами, часто дышал, постанывал время от времени.

– Он без сознания, – сказала Марина, глядя на бойца.

– Нужно вытащить его отсюда, – решил Саша.

Подростки с трудом подтащили раненого на край окопа. Бос помогал, как мог. Он выскочил на бруствер и, ухватив зубами воротник гимнастерки, тащил солдата наверх. Справившись с первой частью задания, дети под руки потащили бессознательное тело к лесополосе. Бос бежал рядом, иногда посматривая то на подростков, то на оставленные разбитые позиции заслона.

Первые разрывы накрыли вершину холма, когда дети преодолели четверть дистанции. Некоторые снаряды перелетали через невысокую возвышенность и разрывались все ближе к отступающим беглецам. В лесополосе заметили движение в их сторону, на помощь бросилось сразу несколько бойцов. Они не успели пробежать и сотни метров, как в небе послышалось противное завывание, а потом показались странные самолеты с черными крестами на изломанных крыльях и неубранными колесами. Машины пролетели над подростками, потом дальше, построились в круг над переправой и по одному начали заходить в атаку. Послышался рев сирен, несколько взрывов. Марина от страха выронила раненого и присела, закрыв уши руками. Саша попытался привести подругу в чувство, отрывал ее руки и что-то говорил, но девочка только мотала головой и сильнее зажмуривалась. Бос, видя, что от людей сейчас толку мало, снова ухватил зубами воротник гимнастерки, понемногу оттаскивая раненого к лесополосе. Саша понял, что иначе никак, подхватил одной рукой локоть Марины, другой ухватился за руку солдата, потащил обоих вперед.

Когда самолеты отбомбились, они начали обстреливать берег. Один из них оторвался в сторону и полетел прямо на подростков, возле которых все чаще стали рваться шальные снаряды. Один из них разорвался в десяти метрах прямо по ходу движения. Саша присел, а потом резко рванул к дымящейся воронке, увлекая за собой Марину и подтаскивая раненого. Бос помогал изо всех сил.

Им повезло. Самолет не успел самую малость. Очереди только начали чертить пунктирами землю, как дети, укрыв солдата в воронке, спрятались сами. Когда черная тень проскочила над головой, Саша вдруг подумал, что они даже не оказали красноармейцу первую помощь. Он быстро, стараясь не высовываться за край воронки, стащил рюкзак, достал аптечку, выбрал обезболивающее и вколол его прямо сквозь одежду. Солдат даже не дернулся. Саша нащупал пульс на запястье. Пульс работал.

Марина начала приходить в себя. Она уже не закрывала глаза и не зажимала уши, просто дышала часто, утирая слезы с грязных щек. Бос тяжело дышал, высунув красный язык. Устал, бедняга. Марине вдруг стало стыдно и перед Сашей, и перед псом. Ведь это она должна была тащить раненого, а получалось, что стала обузой для всех. Девочка прижалась к голове Боса, начала гладить взлохмаченную голову. Потом она посмотрела, как Саша хлопочет возле раненого и прошептала:

– Извини.

– Потом, все потом, – Саша был слишком занят, чтобы сейчас отвлекаться на подобные мелочи.

Самолет сделал еще несколько заходов, но, потеряв цель, отвалил на запад.

– Эй, славяне, – донеслось со стороны лесополосы. – Живы?

– Мы здесь! – радостно закричала Марина и вскочила, но очередной взрыв заставил ее снова пригнуться.

– Ползите к нам, – судя по всему, говорил уже совсем другой человек.

Подхватив солдата, дети, пригнувшись, поспешили на голоса. Из двух воронок впереди им навстречу бросились четверо солдат с винтовками. Они быстро подхватили красноармейца и побежали к лесополосе, ловко лавируя между взрывами. Подростки старались не отставать, хотя от усталости в боку кололо, а ноги и руки налились свинцовой тяжестью. Они успели добежать до первых деревьев, между которыми батарея обустроила свои позиции, прежде чем на холме показались первые танки. У командира не было времени на расспросы, поэтому раненого просто передали санитарам, а детям велели спрятаться за деревом потолще и не высовываться, а еще лучше – отходить к переправе. Солдаты уже заняли свои позиции возле орудий и сосредоточились на приближающихся машинах, так что проконтролировать выполнение приказа было некому. Подростки же устали настолько, что сама мысль еще куда-то бежать тут же выветрилась из головы. Они упали за толстой сосной. Только теперь Саша понял, насколько он испугался за все то короткое время, что находился на этом уровне. Наступила реакция на опасность. Руки и ноги тряслись, тело словно онемело и отказывалось подчиняться. Это тебе не ночные гонки по Киеву на отцовской машине, подумал вдруг Саша, усмехнувшись про себя. Там много ума не надо. Крутой тачке, летящей на бешеной скорости, многие просто уступали дорогу, соблюдая правило трех «Д» – дай дураку дорогу. Здесь же ни снаряду, ни осколку или пуле, ни танку или самолету не скажешь: отвали, мой папа со всеми вами разберется, если что. И никто тебя не отпустит на поруки отца, пожурив на прощание. Здесь все по-взрослому, жестко и абсурдно в своей неумолимой правде. Здесь никого не волнует ни твой возраст, ни статус. Даже в Зоне было как-то не так, наигранно, что ли. Смерть, кровь и боль там тоже были настоящими, не придуманными. Но именно здесь Саша ощутил всю полноту страшных ощущений. Игры закончились. Эту данность нужно было принять как неизбежность.

Марина чувствовала себя не лучше. Адреналин заставлял кровь кипеть, ужасный вой пикирующего самолета и взрывы снарядов еще стояли в ушах, заставляли содрогаться всем телом. Девочка впервые встретилась не с монстрами, которые тоже убивали, но убивали ради еды, то есть по нужде, а с людьми, которые убивали других людей просто потому, что кто-то жил на другой земле, был другой национальности, разговаривал на ином языке, а еще ради удовольствия, теша свое высокомерие. Марина почему-то была уверена, что летчик, обстрелявший их, улыбался в кабине своей машины, глядя сквозь перекрестье прицела на бегущих детей, тащивших на себе раненого, беспомощного солдата. От этих мыслей в ее душе вдруг закипела такая волна злости, что хотелось сорваться из-за дерева и броситься к артиллеристам, чтобы хоть чем-то помочь им, а то и самой разок пальнуть по танкам. Правда, как это сделать – девочка не представляла, она из автомата-то научилась стрелять еле-еле, а тут – целая пушка.

Саша словно подслушал ее мысли. Он крепко сжал узкую ладошку и сказал:

– Давай лучше посидим здесь. Если не можешь помочь, главное – не мешай.

Гул двигателей становился все ближе. Дети осторожно выглянули из своего укрытия. Деревья и кусты мешали рассмотреть, что происходит на склоне холма и как далеко находятся танки. Судя по всему, немцы либо растерялись, либо уверились в своей победе, потому что больше не стреляли. Наверное, они не ожидали здесь нападения, катились к переправе вдоль дороги, до половины высунувшись в открытые люки. Даже пехота больше не произвела ни одного выстрела. Командир красноармейцев, наверное, имел железные нервы и решил подпустить врага как можно ближе. Саша только теперь заметил несколько ручных и станковых пулеметов, рассредоточенных между орудий. Ничего не понимая в военном деле, паренек все-таки восхитился предусмотрительности командира. Тот обо всем подумал, все учел: и как танки остановить, и пехоту не допустить на опасное расстояние.