Жить дальше. Автобиография - Ирина Безрукова

В тот момент со мной рядом был уже не Игорь Ливанов, а Сергей Безруков. От Игоря я тогда уже ушла. И решение это далось мне ой как непросто.

Так случилось, что я влюбилась в Сережу. Просто потеряла голову. Точно так же, как влюбилась когда-то в Игоря. Я каждый раз выходила замуж по большой любви и навсегда. И это действительно так, я не лукавлю. Те, кто пытался усмотреть тогда в моих поступках какой-то другой мотив, кроме любви, глубоко заблуждались. Никакой меркантильности там не было и близко. Меркантильность – это вообще не про меня. С Игорем я 10 лет прожила в коммуналке. Когда уходила к Сергею, в его распоряжении была комната 10 квадратных метров в родительской квартире, 20 минут пешком от метро «Выхино». И сам он ездил в метро с рюкзачком за плечами. Какая меркантильность, о чем вы?

Причина была самая простая и понятная многим. И дело было вовсе не в том, что мой первый муж был старше меня почти на 13 лет, разница в возрасте тут была ни при чем. Просто на тот момент наши отношения с Игорем исчерпали себя. Вот и все. Я последние годы нашего брака всеми силами, насколько умела, пыталась выстраивать отношения в семье так, чтобы там была гармония. Но со временем стало понятно, что гармония не может быть достигнута силами одного человека. Она возможна только в том случае, если стараться будут оба.

Семейная жизнь для многих из нас – терра инкогнита. Никто никого не учит, как надо строить отношения в семье. И мы все в этом вопросе – дилетанты. Мы вступаем во взрослую жизнь, получив школьный аттестат и очень хорошо зная формулу бензольного кольца, законы Ома и правила склонений имен прилагательных. Но правил, по которым строятся отношения между людьми, мы не знаем. Как вы думаете, сколько раз мне в жизни пригодились знания формулы бензольного кольца? При условии, что я гуманитарий? А вот знаний, которые нужны каждому из нас – как вынашивать и рожать детей, как вести семейный бюджет, как поддерживать гармоничные отношения в паре – никто нам не дает. Мы можем познать это только на собственном опыте и опыте своих семей. Мы видим, как наши бабушка и дедушка воспитывали папу и маму, как наши папа и мама пытались, методом все тех же проб и ошибок, воспитывать нас. Дилетанты в семейных вопросах рожают и воспитывают таких же дилетантов, и так до бесконечности.

Я всегда стремилась жить в гармонии, с открытым сердцем. Я очень сильно любила Игоря. Вначале. Но мне объяснили, что самое важное – не выносить сор из избы. И я, как послушная жена, согласилась. Не выносила. В результате даже ближайшая моя подруга понятия не имела, почему мы вдруг решили разводиться. Я начала ей раскрывать какие-то нюансы нашей семейной жизни – у нее глаза на лоб полезли: «Почему ты раньше мне этого не говорила?» Вот так. Не приучена была.

Люди не обучены сохранять в браке любовь и уважение. Некоторым это удается, но таких единицы. И это великое счастье. А все остальные живут себе привычно, у них распределены обязанности, им удобно друг с другом, они понимают, как взаимодействовать, они – словно отлаженный механизм. Эдакие «попутчики». Да, что-то не устраивает, но это такой, знаете, привычный вывих, ты понимаешь, как с ним обходиться, закрываешь на него глаза. Просто терпишь. Жить можно. Чувства исчезли, но жить можно. Многие же так живут. А когда вдруг влюбляешься в кого-то другого – понимаешь, что вот оно, настоящее. Вот так должно быть.

Помните фильм «С широко закрытыми глазами»? Мы его вместе с Игорем смотрели, и я долгое время находилась потом под впечатлением от увиденного. Я еще сказала тогда Игорю: «Этот фильм нельзя смотреть парам в момент кризиса, это рушит браки». Том Круз, кстати, с Николь Кидман расстался как раз после него. Так вот, там женщина нехотя исполняет супружеский долг и делает вид, что все нормально, но мечтает о другом. И, целуя своего мужа, представляет на его месте человека, которого она любит. Вот это состояние для меня было невыносимо. И я понимала, что так долго продолжаться не может.

Надо сказать, что, когда я заговорила с Игорем о разводе, никаких перспектив в отношении с Сергеем и близко не было. Просто я поняла, что не могу вести двойную жизнь, что я люблю другого. Подруга меня очень предостерегала от такого шага, она говорила: «Зачем тебе непременно разводиться? Тебя что, кто-то замуж зовет? А если и не позовет никогда? Посмотри на него, он молодой, талантливый, у него вся жизнь впереди, у него такая улыбка, что женщины вокруг него штабелями ложатся. А ты старше его на восемь с половиной лет, да еще и с ребенком. Ты в своем вообще уме?! А если даже он тебя позовет к себе – куда пойдешь, на 10 квадратных метров в доме родителей? У тебя здесь своя квартира, заработанная, выстраданная!» Все эти доводы были резонны. Но я говорила одно: «Я не могу жить так, как сейчас. Не могу никого обманывать». Просто все закончилось. И это было для меня очевидно.

Я набралась смелости и поговорила с Игорем. Разговора этого я очень боялась, точнее, боялась реакции Игоря. Не знаю сама, почему вдруг это случилось. Игорь не посмел бы никогда ударить женщину, он не такой человек вообще. Но почему-то мне казалось, что, если ему наш разговор не понравится – он меня убьет. До трясучки боялась.

В Игоре всегда была очень мощная энергия. Это помогало ему преодолевать трудности, темпераментно играть свои роли. Но у силы есть и обратная сторона. И в гневе он был очень страшен. Даже Андрей, когда был маленьким, рефлекторно поднимал ручки и закрывал ими голову, слыша папин крик, хотя Игорь до него никогда пальцем не дотрагивался.

Андрей вообще был очень чувствительным мальчиком, ему нелегко было в нашем мире. Есть специальное слово, обозначающее людей с такими особенностями, как у Андрея, – эмпат. Эмпаты чувствуют боль и страх даже совершенно незнакомых им посторонних людей как свои собственные. Я ему говорила: «Жалко, что ты не хочешь стать детским доктором. Дети иногда плачут, а взрослые не понимают, из-за чего. Ты бы почувствовал, где у ребенка болит, и помог ему». Очень часто, бывало, так, что Андрей подходил к какому-то человеку, а потом говорил мне: «Мама, у этого человека болит желудок». И это действительно оказывалось так.

Андрей чувствовал чужую боль и не умел отключать это состояние. Ему тяжело было долго находиться в местах большого скопления народа. Когда нас с ним приглашали на какую-нибудь тусовку, он говорил: «Мам, а я могу отказаться? Там же будет много людей, и среди них обязательно будет кто-нибудь больной». Помню, мы как-то плыли на яхте в большой компании, и я обнаружила Андрея на палубе в одиночестве. «Чего ты в каюту не пойдешь? – говорю. – Ты же замерзнешь». А он объясняет: «Там в каюте человек “после вчерашнего”, и ему плохо, я не могу находиться рядом с ним, лучше посижу тут». Как можно было жить с таким свойством и при этом сохранять здоровую психику? Не знаю. Он был очень отзывчивый мальчик. Я говорила: «Давай найдем таких же людей, как ты, пообщаемся с ними. Наверняка у них те же проблемы. Пусть они объяснят, где у них кнопка, как они научились отключать это ощущение чужой боли».

Меня Андрей чувствовал так, что нам даже разговаривать не надо было. Он просто подходил, обнимал меня и прижимал к себе, стараясь взять на себя частичку моей боли. Сильный и тонкий человек, который выглядел обычно, вел себя обычно и никому не показывал, как ему тяжело ежедневно сталкиваться с чужим страданием.