Дом - Бентли Литтл

Фруктовый салат в унитазе.

Роза и сыр в сливе раковины.

Эти образы не выходили у него из головы, и Сторми полагал, что именно поэтому, в частности, он не желал ввязываться во что-то новое. Его преследовали воспоминания о том, что случилось в пустом театре. С того самого дня его ежедневно терзали кошмарные сны, сны, в которых присутствовал старый родительский дом в Чикаго. Эти кошмары были заполнены одними и теми же сменяющими друг друга жуткими образами: ожившие куклы, умершие отцы, разгуливающие как ни в чем не бывало, и грязные девочки-подростки, помешанные на сексе.

И все же больше всего Сторми пугало то, что произошло в театре. Призраки, зомби и прочие общепризнанные атрибуты фильмов ужасов действительно внушали страх – особенно в реальной жизни, вне вымышленного контекста сценария, – однако тут его в первую очередь поразили иррациональность и непостижимость увиденного в разоренном туалете. Ибо эти вещи нельзя было объяснить и разложить по полочкам; они не являлись плодом художественного вымысла и фольклора, и, столкнувшись с ними, Сторми осознал, какой же он в действительности несведущий и алогичный.

В том, что он увидел, был какой-то смысл – тут не было никаких сомнений, – и его потрясло до глубины души то, что он до сих пор не мог понять, о чем идет речь.

Определенно, происходило что-то, происходило у самой границы реальности, что-то грандиозное и всеобъемлющее, что прорывалось в действительность в самых неожиданных местах, самым непредсказуемым образом.

И снова Сторми подумал о событиях в резервации. Вполне возможно, эти сверхъестественные события, порожденные одной и той же причиной, расходились во все стороны подобно кругам на воде.

Это вселяло в Сторми ужас, однако какой-то недремлющий практичный уголок его сознания подсказывал, что тут можно было бы снять неплохой фильм.

Раздался стук в дверь, и в кабинет просунул голову Расс Мадсен, студент, проходивший в этом семестре практику у Сторми.

– Мистер Сэлинджер, можно поговорить с вами минутку?

Кивнув, Сторми махнул рукой, приглашая Расса в кабинет. Подобно большинству студентов, с кем Сторми общался в последние два года, Расс неизлечимо страдал избытком рвения и чрезмерным раболепством. Впрочем, парень он был неплохой. Сторми заключил соглашение с университетом Альбукерке, исходя из предположения, что он получит задарма работников, университет оставит себе деньги, избавившись от необходимости кого-то чему-то учить, а ребята приобретут практический опыт. Однако ему программа сотрудничества принесла одну только головную боль. Студенты, приходившие к нему на практику, все, как один, мнили себя будущими кинознаменитостями и вместо того, чтобы выполнять порученную работу, старались произвести на Сторми впечатление своими познаниями и способностями.

Расс был чуть лучше остальных. Ничуть не менее подобострастный и такой же нацеленный на то, чтобы произвести впечатление, он все же выполнял порученную работу, доводя ее до конца.

– В чем дело, Расс? – приветливо улыбнулся Сторми.

– У меня есть одна лента, которая может вам понравиться. – Парень положил на стол видеокассету. – Это невыпущенный фильм одного местного продюсера, и, на мой взгляд, он просто потрясающий. В каком-то смысле это фильм ужасов, но только… другой. Право, я даже не знаю, как это объяснить. Но я подумал, что вы захотите его посмотреть.

– Это твой фильм?

– Нет. – Расс улыбнулся. – Это было бы злоупотреблением служебным положением.

– Замечательный ответ.

Протянув руку, Сторми взял кассету. На ней было написано название фильма: «Бойня».

– Неплохое название, – заметил он.

– И сам фильм хороший. Понимаю, я только студент, но, по-моему, у него есть потенциал. Я посмотрел его вчера вечером и был просто оглушен, поэтому решил, что вы должны непременно его посмотреть. Я солгал тому парню, который дал мне кассету, – сказал, что еще не смотрел ее, и попросил оставить еще на день, чтобы дать вам.

Сторми смерил парня взглядом. До сих пор они с Рассом практически не разговаривали, и сейчас на него произвела впечатление искренняя любовь этого парня к кино. Прочие студенты были по темпераменту ближе к прежним приятелям Сторми в Лос-Анджелесе – снобы от киноискусства, которые, скорее всего, в конце концов свяжут свою жизнь с чем-то, не имеющим никакого отношения к кино, и тем не менее смотрели свысока на индустрию кинопроката и считали свою практику у Сторми пустой тратой времени. Расс Мадсен был ближе к нему, и, пожалуй, именно поэтому Сторми принял поспешное суждение.

– Но ведь у тебя есть свой фильм, так?

– Есть, – смущенно подтвердил студент.

– И ты полагаешь, нашу фирму он может заинтересовать?

– Думаю, да. Это остросюжетный фильм. Я снял его на нищенский бюджет, но получилось очень неплохо; ну а актриса в главной роли – просто находка. Вообще актерский состав впечатляет.

– Я бы с удовольствием посмотрел твой фильм.

– Это будет замечательно! Сейчас мы занимаемся монтажом, но как только все будет закончено, я вам обязательно его дам. И любые ваши советы и помощь… я буду вам очень признателен.

– Ну хорошо, – улыбнулся Сторми и взял видеокассету. – Спасибо за то, что занес этот фильм. Я обязательно посмотрю его сегодня.

Правильно поняв, что разговор окончен, Расс неловко извинился и поспешно ушел.

«Бойня».

Сторми покрутил кассету в руках. На фоне всего того, что происходило с ним сейчас, возможно, ему не помешает посмотреть на кровь на экране. Это отвлечет его от реальности, которая его окружает. Сторми предстоял большой объем бумажной работы: нужно было составить соглашения, которые откроют лучшим его фильмам дорогу на экраны Канады, однако сегодня утром ему не удавалось сосредоточиться на работе, и он, попросив Джоан взять на себя все звонки, закрыл дверь, вставил кассету в видеомагнитофон и устроился в кресле, приготовившись смотреть фильм.

Название не соответствовало сюжету. Никакой бойни в фильме не было. Не было даже никакой крови. Вместо этого был особняк в готическом стиле с хитроумным, коварным дворецким и мальчиком, живущим вместе с сумасшедшей бабкой и родителями, которым нет до него никакого дела.

Смотря фильм, Сторми чувствовал разливающийся в груди холод, к которому примешивалось нарастающее чувство ужаса.

Он знал этот дом.

Он знал эту историю.

Это был дом его родителей в Чикаго, а безымянный мальчик… это он сам в детстве бороздил опасные воды своей жизни в том угрюмом доме, стремясь оставаться самим собой, несмотря на непрекращающиеся неясные угрозы со стороны этого странного замкнутого мирка. Многое Сторми уже успел забыть – он забыл дворецкого, забыл страшный дом, забыл чувство постоянного отсутствия опоры под ногами, забыл, что ему приходилось постоянно барахтаться, чтобы не пойти ко дну. Но теперь, когда он смотрел фильм, воспоминания вернулись, и когда мальчика совратила коварная дочь дворецкого, Сторми беззвучно произнес губами ее имя: