Русская повседневная культура. Обычаи и нравы с древности до начала Нового времени - Татьяна Георгиева

Так зарождался конфликт. В народе началось брожение. Люди верили, что спасать душу можно только по старым книгам, по которым молились их отцы и деды. Особенно же взволновал их указ креститься не двумя пальцами, к чему все привыкли, а тремя, как в греческой церкви. Часть духовенства увидела в этом бесовское наваждение. Историк Ключевский назвал Никона церковным диктатором.

Спор об исправлении книг и о церковнообрядовых реформах, проведенных по приказу патриарха Никона, продолжался очень долго. Как бы то ни было, но реформа эта и методы ее проведения привели к церковному расколу.

Раскол — сложное социально-религиозное явление, связанное с глубокими изменениями народного сознания. Под знаком борьбы за «старую веру» собирались все, кто был недоволен изменениями условий жизни: плебейская часть духовенства, протестовавшая против роста феодального гнета со стороны церковной верхушки; часть церковных иерархов, выступивших против централизаторских устремлений Никона; представители боярской аристократии, недовольные усилением самодержавия; стрельцы, оттесняемые на второй план военными формированиями регулярного типа; купцы, напуганные ростом конкуренции. За старую веру стояли и некоторые члены царской семьи.

Особой стойкостью во время раскола в приверженности старине отличались строгая блюстительница домостроевского порядка боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова и ее сестра княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова.

С детства они были окружены почетом, славой, близко стояли к царскому двору и часто там бывали. Невзирая на уговоры самого царя и патриарха, несмотря на ссылку, они не хотели совершать крестное знамение по-новому, тремя пальцами, и отвергали другие новшества Никона. Боярыню Морозову с огромной экспрессией изобразил на своем полотне «Боярыня Морозова» художник Суриков. Сейчас эта картина находится в Третьяковской галерее.

Это один из бесчисленного множества примеров того, как часто в религиозных неурядицах и распрях, ведущих к человеческим жертвам, принципы истинной веры подменялись чисто формальными, обрядовыми вопросами.

Во главе несогласных стал священник — протопоп Аввакум, тоже человек властный и горячий. На стороне «старой веры» оказался знаменитый Соловецкий монастырь — и только после семилетней осады монастырь был взят московским войском. Староверов по приказу патриарха преследовали, сажали в тюрьмы, наказывали.

Что же касается крестьянства, то оно, не понимая истинных причин происходящего, ухудшение своего положения тоже связывало с отступлением от «древнего благочестия». Именно благодаря крестьянству движение староверов приобрело массовый характер.

Все это время патриарх не переставал вторгаться в дела государства, пытался подчинить своей воле самого царя. Постепенно Алексей Михайлович стал тяготиться этим, и между ним и Никоном началось охлаждение. Желая избавиться от Никона, царь созвал собор, на котором многое из того, что делал патриарх-диктатор, было отвергнуто. Патриарх Никон был лишен сана и священства. Произошло это 12 декабря 1666 года, и в этой дате, вместившей три шестерки, некоторые увидели зловещее знамение…

Раскол Русской церкви в XVII веке заставил около миллиона жителей Московского царства стронуться с обжитых мест и бежать куда глаза глядят. Остатки их ранних колоний до сих пор существуют в Турции, Румынии, Латвии и разных уголках России. Особенно много староверов обосновалось в «украйнах» среди казаков.

Впрочем, никоновская реформа лишь обнаружила открытый раскол, уже существовавший в Русской церкви с ее бесчисленными сектами староверов, молокан, духоборцев, хлыстов и многих других.

Идеология раскола включала сложный спектр идей и требований; от проповеди национальной замкнутости и враждебного отношения к светскому знанию до отрицания крепостного строя с присущим ему закабалением личности и посягательством государства на духовный мир человека.

Реформы Никона до сих пор, спустя века, обсуждают наши современники, есть и такие, кто видит их итог только в расколе. Например, по мнению писателя Александра Солженицына, итог реформы был ужасен: «Через 40 лет после едва пережитой народом Смуты — всю страну, еще не оправившуюся, до самой основы, духовной и жизненной, потряс церковный раскол. И никогда уже — опять-таки на 300 лет вперед — православие на Руси не восстановилось в своей высокой жизненной силе, державшей дух русского народа больше полутысячи лет. Раскол отозвался нашей слабостью и в XX веке». Как полагает писатель, если бы не было реформы Никона, то «не в России бы родился современный терроризм и не через Россию пришла бы в мир ленинская революция: в России староверческой она была бы невозможна!».

Несмотря на добрый нрав, и у Алексея Михайловича случались приступы гнева, и, вспылив, царь мог собственноручно наказать нерадивого слугу. Однажды он даже оттаскал за бороду своего собственного тестя Милославского. Впрочем, в те времена цари вообще бесцеремонно обращались со своими приближенными. Надо отдать должное Алексею Михайловичу: обычно он ограничивался сравнительно беззлобными шутками — например, развлечения ради провинившихся в селе Коломенском сталкивали одетыми в пруд.

Царь был чрезвычайно благочестив. Он постоянно читал Святое Писание, к месту и не к месту его цитировал, а уж в соблюдении постов превзойти его было невозможно. Во время Великого поста Алексей Михайлович стоял каждый день по пять часов в церкви и клал бесчисленные поклоны. А по понедельникам, средам и пятницам ел один ржаной хлеб. Но даже тогда, когда церковный устав разрешал мясо или рыбу, царь оставался весьма воздержан в пище. Несмотря на это, ежедневно к его столу подавалось до семидесяти блюд, большинство из которых он приказывал отсылать своим приближенным.

Сложный и многообразный чин царских выходов и богомолий никогда еще не соблюдался с такой точностью и торжественностью, как при Алексее Михайловиче. Вся жизнь государя была подчинена обрядам. Самые незначительные подробности светских и церковных церемоний занимали его порой больше, чем важные государственные дела. К народу царь выходил не иначе как в сопровождении стрельцов и бояр. Царица показывалась людям только в большие праздники, в сопровождении большой свиты придворных.

Царский дворец должен был отражать величие власти государя. На двор никто не смел въезжать на коне, входили только пешком. Проходя мимо дворца, всякий должен был снимать шапку и кланяться.

Один из иностранцев, живших в Москве в то время, писал: «Двор московского государя так красив и держится в таком порядке, что между всеми христианскими монархами едва ли есть один, который превосходил в этом московский. Подданные, ослепленные его блеском, приучаются благоговеть пред царем и почитают его почти наравне с Богом».

Ближайшее к царю окружение каждое утро ожидало его выхода в передней из внутренних комнат. Низшие же чины собирались обычно на крыльце, где часами дожидались, не потребуется ли их служба государю. В любую погоду, в морозы простаивали они подолгу, не смея отойти даже погреться.

В отношении своей семьи, а уж тем более подданных царь держался на недосягаемой высоте: даже когда он хотел узнать о здоровье царицы или детей, то отправлял боярина.