Баловень судьбы - Владимир Гурвич

Она вдруг села на кровать. Это было так неожиданно, что я в первую секунду не поверил своим глазам. Но то, что я услышал через мгновение, заставило меня усомниться: не брежу ли я?

– Я вас прошу сделать мне ребенка.

По-видимому, на моем лице отразилось такое изумление, что Анастасия в один миг сделалась вся пунцовой.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? – выдавил я из себя через пару секунд, когда чуть-чуть пришел в себя.

– Я всегда хотела от него иметь детей. А вы его ближайший родственник. Значит, в этом ребенке будет хотя бы несколько капель его крови.

Голова моя шла кругом, словно при катании на карусели. Я не представлял ни что говорить, ни что делать.

– Почему вы молчите? – вдруг нетерпеливо произнесла она.

– Я не знаю, что сказать.

– Мне не нужно от вас слов! – почти гневно сказала Анастасия.

– А этот ребенок, он будет чей? Наш.

– Этот ребенок будет мой. Мой и его. Зачем он вам? Вы не будете иметь к нему никакого отношения. Что вы стоите. Я бы хотела как можно быстрей с этим покончить?

– Но с первого раза это не всегда получается.

– Мне это известно не хуже вас. Мы будем этим заниматься, пока не получится. Неужели это так сложно для вас?

– Да нет, совсем не сложно. – Я ощутил, как на лбу выступил холодный пот. – Но мы должны, так сразу не бывает, надо какое-то время…

– Делайте все, что вам нужно.

– Хорошо.

Я сел рядом с ней. Сколько раз в своем разгоряченном воображении я прокручивал эту сцену, какие соблазнительные картины рисовало оно. Но сейчас я сидел так, словно одеревенел.

– Ну что вы медлите, приступайте.

Я пододвинулся к ней, обнял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал в губы. Я много раз хоронил своих боевых друзей, запечатлевал прощальный поцелуй на их мертвых лицах. И сейчас меня обдало таким же смертельным холодом. Я держал в объятиях не живое человеческое тело, а холодный труп.

Я встал.

– Извините, но я не могу. Это выше моих сил. Я никогда не занимался любовью с женщиной, которая не испытывает ко мне никаких эмоций. Я просто не знаю, как это делать в такой ситуации.

Несколько последующих мгновений Анастасия сидела неподвижно, затем тоже поднялась с кровати.

– Простите, я не подумала, – произнесла она и вышла из комнаты.

Не знаю, сколько времени я пребывал в неподвижности. Внезапно у меня подкосились ноги, и я едва не упал. Я лег на кровать и закрыл глаза. Почему-то мне хотелось раз и навсегда забыть этот невероятный, совершенно неправдоподобный, но случившийся в действительности эпизод.

Проснувшись, я не сомневался, что не найду Анастасии дома. Так оно и случилось. Я съел оставленный ею завтрак и посмотрел на часы. Ровно в десять должно начаться заседание Совета Директоров. Оставался целый час.

Я решил отправиться в офис. Я прошел в свой кабинет и сел за письменный стол. Я ничего не делал, просто ждал. Заседание должно было происходить в кабинете Гессена. Я слышал, как собирается народ, до меня доносились голоса людей, среди них я различил и принадлежащий Анастасии. Я вдруг подумал о том, что сегодняшнее событие может стать окончательным водоразделом между моей прошлой и моей будущей жизнью. Я даже загадал: если решение будет отрицательным, то я соберу манатки и отправлюсь восвояси. В конце концов, я выполнил ту задачу, с какой ехал сюда, познакомился с состоянием дел в компании. Ну а если они все же решат расконсервировать гарантийный фонд и одобрят сделку по закупке оборудования… Дальше моя мысль как-то терялась, однако получалось по всему, что в этом случае я никак не могу уехать. Ведь это я инициировал все эти события.

Не могу сказать, что такое развитие событий вызывало во мне восторг. Но я вдруг поймал себя на том, что все больше привыкаю к окружающей меня обстановке, к людям, с кем свела меня судьба. Конечно, далеко не ко всем я испытываю большую приязнь, но ведь весьма нередко и к врагам человек прикипает душой столь же сильно, как и к друзьям. И еще неизвестно, к кому сильней. На войне к своему удивлению я столкнулся именно с этим феноменам, когда люди жалели о гибели своих противников не меньше, чем соратников.

Началось заседание. Это я понял потому, как стало вокруг тихо. Я представил, какие горячие баталии идут совсем рядом от меня, можно сказать, что почти за стенкой. Не просто будет им принять решение, соотношение сил примерно равное. А если я не прав, а прав Гессен и не надо рисковать, как говорят в армии, последним стратегическим резервом командования. А ведь не исключено, что дядю убили именно потому, что он собирался заключить эту сделку. Кто-то сильно не хотел, чтобы он потратил бы на эти цели деньги. Но тогда получается, что в случае одобрения Советом Директоров этой идеи, я тем самым окончательно подписываю себе смертельный договор. Как я раньше не увидел столь очевидной связи этих двух событий. Появляется полный набор причин для расправы со мной.

Мне вдруг захотелось ворваться в кабинет, где проходит заседание, и снять вопрос с повестки дня. Я представил, каким презрительным взглядом наградит меня Анастасия, и это намертво пригвоздило меня к креслу. Нет уж, хватит с меня ночной сцены, дневной – я просто не выдержу.

Прошло уже больше часа, а пока еще никто не выходил. В кабинет без разрешения вошла секретарша, на подносе она несла чашку чая. Она молча поставила ее передо мной и так же, не сказав ни слова, бесшумно удалилась. Волнуюсь не только я, волнуется весь персонал компании, дошло до меня. Я же, как окончательно сформировавшийся эгоист, все это время думал только о своих чувствах и о своих взаимоотношениях с Анастасией. А ведь сегодня по сути дела решается судьба нескольких тысяч человек. То, что будет решено в самое ближайшее время, напрямую повлияет на их дальнейшую жизнь.

Только через два с половиной часа снова послышались возбужденные громкие голоса, и я понял, что заседание завершилось. Но я решил не выходить из своего пристанища, мне даже стало интересно, кто возьмет из них на себя миссию прийти сюда, и объявить о принятом решении. Но минуты текли за минутами, а дверь моего кабинета оставалась закрытой.

Внезапно она резко отворилась, и на пороге показался Струганов. На его лице сияла радостная улыбка.

– Будем покупать оборудование, – сообщил он. – Ну и сеча была, Гессен и Ращупкина с пеной у рта выступали против. Доказывали, что это конец. В общем, мы победили перевесом в один голос.

Я не знал, радоваться ли мне или огорчаться. И для того и другого причин было предостаточно.

Кажется, Струганов уловил мое настроение, он пристально посмотрел на меня.

– Вы, кажется, не слишком этому рады, – заметил он.

Я решил, что не стоит посвящать его во все свои размышления и переживания.

– Пока особенно радоваться нечему, от этого решения положение в компании ведь не улучшилось, – уклончиво ответил я.